В этом обширном дворце находится много других зал, менее важных, чем вышеописанные, но в нем не нашли внутренних покоев, необходимых для частной жизни. Он служил только для официального представительства, жили же императоры в другом месте. Их настоящим жилищем был, по-видимому, во все времена дом Августа или Тиберия. Чтобы переходить из этого последнего во дворец Домициана, не пересекая площади, вырыли подземный ход, существующей до сих пор и соединяющийся с криптопортиком, о котором я говорил. Таким образом, жизнь императоров делилась, так сказать, надвое; часть своей жизни, конечно, наименее приятную, они проводили в том великолепном дворце, на дверях которого Нерва начертал слова: aedes publicae (общественное здание), давая этим понять, что всякий имеет право приходить туда с требованием справедливости; остальное время они жили в помещении менее роскошном, но более уединенном, более приспособленном для семейной жизни, где по завершении дел они могли насладиться, по прекрасному выражению Антонина, удовольствием быть обычным человеком.

Когда Септимию Северу пришла мысль построить новый дворец, прошел уже век, самый прекрасный век империи, в продолжение которого цезари жили в древних дворцах. Может быть, поводом послужил странный пожар на Палатинском холме в конце царствования Коммода; но, несомненно, была еще другая причина его построить. Новые династии чувствуют всегда потребность поразить воображение народа грандиозными предприятиями. Династия, последовавшая за Антонинами и которой нужно было заставить забыть свое иностранное происхождение, особенно много заботилась о Риме, об его красоте и благоустройстве. Север, как все люди, доходящие быстро до высокого положения, опасался, что вспомнят его прошлое, и старался, чтобы его забыли. Когда он вернулся на свою родину, получив общественную должность, один из его старых друзей, как рассказывают, обрадовавшись, бросился ему на шею, – Север наказал приятеля розгами, чтобы научить обращаться более почтительно с должностным лицом римского народа. Ему, без сомнения, казалось, что, соревнуясь в великолепии со своими предшественниками, он оказывался достойным их наследником. Он хотел завладеть императорским холмом, построив там дворец, который носил бы его имя.

Дома преторианцев. Фото 1880 г.

На Палатинском холме становилось тесно, и места для новых построек оставалось мало. Впрочем, еще было свободное пространство против Целия, вдоль Триумфальной дороги. Там прежде строили меньше, чем в других местах, потому что почва здесь постепенно понижается и не представляет ровной поверхности, где можно было бы поставить обширное здание. Однако дворец Домициана как-то дошел до этого места. Вышеупомянутый перистиль, занимавший такое большое пространство, рядом комнат, еще нам мало известных, соединялся с домом Августа, который Домициан таким образом включил в свой обширный дворец. За домом Августа он построил стадий, который теперь совсем расчищен. Стадием называли своего рода цирк, предназначенный для бега людей или игр атлетов. Это было одним из любимых развлечений у греков; этому художественному народу ничто не доставляло больше удовольствия, чем смотреть на красивое голое тело, выказывающее в разных упражнениях силу и грацию. Римляне, видевшие в подобных зрелищах только непристойность и опасность упражнения, их не любили. Вкус к ним, однако, проявился во время империи, и Домициан в особенности способствовал распространению этого развлечения. Он построил для игр большой цирк Марсова поля, форму и план которого сохраняет до сих пор Piazza Navona; император любил председательствовать на играх в греческом наряде, с пурпурным плащом на плечах, с золотой короной на голове. Неудивительно, что Домициан желал иметь стадий в своем дворце, где он мог бы давать для себя и для своих друзей то зрелище, которое на Марсовом поле он делил со всеми римлянами. Императору нравилось испробовать в компании нескольких знатоков бегуна или легкого атлета, которого он собирался показать народу. Место, где давались эти празднества, должно было быть очень изящно; найдено было императорское полукружие, состоящее из двух зал, поставленных одна на другую, причем верхняя должна была быть самой красивой. Вокруг цирка находились два этажа портиков, поддерживавшихся мраморными колоннами. Легко представить себе вид, какой имело это место, когда император сидел в своей ложе, и придворные, счастливые, что могут принять участие в развлечении императора, толпились под портиками.

Свой дворец Домициан построил за стадием, в углу холма, по направлению к западу и югу. Расход должен был быть очень значителен; раньше чем построить дворец, нужно было приготовить поверхность, где его возвести. Как мы только что видели, почва постепенно опускалась до равнины; ее подняли при помощи громадного фундамента, состоявшего из каменных аркад, помещенных одна над другой. Фундамент этот существует до сих пор; прикрывавшая его земля исчезла, и со всех сторон видны аркады одна над другой, составляющие странные группы. Они кажутся такими высокими и так поражают того, кто смотрит на них с соседних улиц, что их принимают иногда за самый дворец императоров; а это только фундамент, над которым был построен дворец Северов. От здания остается несколько еще крепких стен, самые высокие и лучше сохранившиеся из имеющихся на Палатинском холме. Одна из них поддерживала великолепную лестницу, ведшую к верхним этажам. Но из всех этих грандиозных развалин всего интереснее остатки от императорской ложи в Большом цирке. Она соприкасалась с самим дворцом, так что император присутствовал на бегах колесниц и лошадей, не покидая дворца. Ложа состояла из закрытого помещения, где император и его семейство могли отдохнуть, и из террасы, откуда виден был весь цирк. Вид оттуда в день, когда давалось празднество, собиравшее всех граждан Рима, должен был быть великолепен. Эта длинная и узкая долина, простирающаяся от Палатина до Авентина, в настоящее время один из самых печальных и бедных кварталов Рима. Тогда это был обширный ипподром, украшенный колоннами, обелисками, статуями, окруженный мраморными ступенями, на которых во время публичных зрелищ собиралось около 400 тысяч любопытных. Необыкновенное оживление царило в этой толпе, когда должны были бежать колесницы любимцев публики. Зрители, говорит Лактанций, представляли самый странный вид; они с увлечением следили за всеми перипетиями бегов, жестикулировали, кричали, ревели, соскакивали со скамеек; каждый из них стоял за какую-нибудь партию; люди бранили и приветствовали возниц, одетых в голубое или зеленое, белое или красное, вращавшихся вокруг каменного разделительного барьера (spina). С того момента, когда должностное лицо, председательствовавшее на играх, давало сигнал к отправлению, бросая белый платок на арену, до той минуты, когда наиболее счастливая колесница, пробежав расстояние в 71/2 км, подходила к цели, над толпой присутствовавших поднимался такой страшный шум, что, говорят, он был слышен на несколько верст от Рима. Императоры разделяли всеобщее увлечение. Они