— О, друг мой, вы уже здесь! — сигарка салютом взлетела над головой криминалиста. — Верная примета: где Ванзаров — там хороший труп!

— И я рад вас видеть, Аполлон Григорьевич…

Лебедев повел носом.

— Предположу, что новый труп будет с дымком…

— Нет никакого нового трупа.

Криминалист хотел уже выразить глубокое возмущение, но, заметив выражение лица Ванзарова, придержал язык. И поманил друга в сторонку.

— Это что значит? — спросил он, понизив голос. — Я правильно понимаю, что…

— Правильно понимаете.

— То есть вы хотите сказать…

— Не хочу, но вынужден: да, кто-то пытался сжечь труп.

— Но это же бессмысленно!

— Трудно не согласиться, — сказал Ванзаров. — Бессмысленно со всех точек зрения.

— Значит, я действительно упустил при осмотре нечто важное, — сказал Лебедев, выбрасывая сигарку в лужу. — Ай, как плохо…

— Благодарю, Аполлон Григорьевич, за понимание.

На него только рукой махнули.

— Что уж тут… Оба хороши… Но позвольте, если по вашей психологике преступник не боялся отпустить жертву, зачем ему тело сжигать?

— Ваш вопрос разворачивает логику совсем в другую сторону.

— Это в какую же?

— В полную пустоту, — ответил Ванзаров.

Такие заявления от своего друга Лебедеву слышать не приходилось. Быть может, отставка пагубно действует на мозги сыскного гения…

— Совсем не осталось идей? — осторожно спросил он.

— Идеи есть, но каждая из них равно невероятна.

— Почему же?

— Потому, что я не имею явной или логичной цели. То есть все эти идеи упираются в пустоту.

Что оставалось делать? Только одобрительно похлопать друга по плечу. Что Аполлон Григорьевич и проделал, не жалея сил.

— Так я пойду, в барышне покопаюсь, — сказал Лебедев, помахивая саквояжем.

— Поищите орудие поджога, — попросил Ванзаров. — Если доблестные пожарные не смыли все водой.

— Об этом не беспокойтесь…

— Придержите у себя.

— Само собой. А вы куда собрались?

— Надо вернуться в Петербург.

— Бежите с места преступления? Сдались? Психологика пошла ко дну?

— Не дождетесь, Аполлон Григорьевич, — ответил Ванзаров. — Надо поискать кое-что в пустоте.

Лебедев, к некоторому удовлетворению, отметил, что друг его почти не изменился: все так же выкидывает фокусы, которые трудно понять, а объяснить еще труднее.

Алфавитный каталог Императорской библиотеки разросся на всю длину коридора. Ровные ряды ящиков для карточек были похожи на мундир, застегнутый на все пуговицы: строгий и неприступный. Допускал он в свои тайны только тех, кого одолевала страсть особого рода. Как любая страсть, она поглощает целиком. Только отдав себя ей безраздельно, можно открыть несметные сокровища, которые хранил в себе каталог. Только одаренные страстью к знанию, ради которой приносились в жертву и весна, и развлечения, и порой личное счастье, могли рассчитывать на его благосклонность. Шелест карточек библиографических описаний книг змеиным языком звал за собой. Многие уходили на его зов. Узнать их, избранных, можно было сразу. Взгляд сосредоточен на ящике, пальцы ловко перебирают желтоватые картонки. Кажется, эти люди не замечают вокруг себя ничего. Не требуется психологика, чтобы опознать подобного чудака. Не заметить такого оригинала невозможно.

Один из подобных господ согнулся над ящиком картотеки, помещенным на выдвижную столешницу. Проходящий посетитель случайно задел его, хлопнула дверь в хранилище, заморгала лампочка эклектической люстры — он ничего не замечал. Вниманием его безраздельно владели карточки.

Скрываться не было нужды. К тому же ковровая дорожка скрадывала звук шагов. Ванзаров подошел близко, как только мог, и поступил совершенно бесцеремонно — в самое ухо занятого человека гаркнул: «Трупп!» Эффект неожиданности сработал. Господин дернулся, как будто в него ткнули электрический провод под напряжением, взмахнул руками и скинул ящик. Грохот разлетелся по тихому коридору. Трупп схватился за голову. Вовсе не от испуга: перевернувшись, ящик выкинул на ковер карточки пологим холмиком.

— Что я наделал! — в ужасе пробормотал Трупп. — Все погибло, они смешались.

Чувствуя за собой некоторую часть вины, Ванзаров поступил чрезвычайно просто: нагнулся, тщательно прихватил с обоих концов россыпь знаний, одним движением собрал их в единый брикет, а другим — вернул в ящик. После чего водрузил ящик на столешницу. Целым и невредимым. Для пользования будущих крепостных науки.

— Да вы волшебник! — проговорил Трупп в счастливом изумлении.

— Волшебство — это туза с десяткой дюжину раз выкинуть на чужой колоде, — усмехнулся Ванзаров.

Трупп поймал его ладонь и принялся трясти с чрезмерным азартом.

— Вы… вы… вы спасли меня… От позора!

— В таком случае вы мой должник.

Трупп излучал тихое счастье:

— Какое чудо, что вы оказались в эту минуту!

— Вот это совсем не чудо. Простите, как вас…

— Иоганн Самуилович… Но если… — Трупп остановился. — Но если вы… Вы нашли меня потому…

Ванзаров решительно оборвал предположение, не менее решительно засадил ящик в пустующее гнездо и предложил отойти в более спокойное место, чем отдел каталогов.

На первом этаже спокойным он счел подоконник сводчатого окна, которое выходило во двор. Труппу было предложено усаживаться рядом, от чего тот вежливо отказался.

— Я жду, — сказал Ванзаров, сложив руки на коленях так спокойно, чтобы можно было стремительно их применить. В крайнем случае.

Вопрос вызвал искренний интерес Труппа.

— Чего же вы ждете от меня? — добродушно спросил он.

— Что может ждать чиновник сыскной полиции, вернувшийся на службу.

— Не могу предположить!

— Признания, Иоганн Самуилович, полного и окончательного. От его глубины и искренности будет зависеть, дойдет ли дело до протокола или ограничимся дружеской беседой.

— В чем же мне следует признаться, господин Ванзаров?

— Во-первых, зачем вы затеяли глупейший розыгрыш и кто вас надоумил его устроить. От вашего ответа будет зависеть второй вопрос.

— Розыгрыш? — повторил Трупп. — Простите, о каком розыгрыше вы говорите?

Психологика учит, что каждому человеку дан, в большей или меньшей степени, дар говорить правдиво. Этот дар, как с ним ни борись, все равно проявится. В движении глаз, в невольном кашле, в перебирании пальцев и во многом другом. Ванзаров изучил примерно тридцать признаков того, что его хотят обмануть или утаить правду. Обладавший высшим умением скрывать свои истинные намерения, ас картежных шулеров столицы вор по кличке Изюм, и тот выдавал себя честным немигающим взглядом. О чем Изюм не догадывался, а Ванзаров знал. Психотип господина Труппа в этом смысле был прост, как лесной орех. Нервный, скованный, слишком образованный человек выдает себя с головой, если хочет что-то скрыть. Или обмануть. Выдает сразу и целиком. Сложность состояла в том, что Ванзаров не смог уловить малейшего признака того, что Трупп что-то скрывает. Или это великий мастер обмана, или…