— Не стоит играть со мной, господин Трупп, — строго сказал Ванзаров. — Для чего вам понадобился я и для чего вы морочили мне голову? Кто вас попросил?

Трупп удовлетворенно покачал головой.

— Я начинаю понимать… — проговорил он. — Случилось то, что и должно было случиться…

— Что же это такое?

— Какое-то происшествие. Преступление, которое заставило вас поверить в мои слова.

— Преступления происходят каждый день.

— Но вы нашли меня…

Нельзя допустить, чтобы допрашиваемый вел разговор. Видно, полгода без практики затупили допросный инструмент Ванзарова. Следовало переходить к решительным мерам.

— По чести говоря, меня интересует только одно, — сказал Ванзаров и выдержал нужную паузу. — Зачем вы меня предупредили?

— Простите, но это совершенно не так, — ответил Трупп. — Я всего лишь сообщил, что вас ожидает нечто… неизбежное.

— Это неизбежное вам было известно заранее.

— Предположение, не более того. Всего лишь две строчки над чистым листом с вашей фамилий и датой двадцать пятое апреля сего года. Содержание предыдущих листов неумолимо указывало…

Ванзаров перебил его:

— Откуда вы узнали о том, что произошло?

— Слово чести, — Трупп положил руку на сердце. — Для меня полная загадка, о чем вы говорите.

Сложность заключалась в том, что при всем желании Труппу нечего было предъявить. Ну, обманул, ну, соврал. Всегда можно объяснить шуткой или розыгрышем. Оставалась одна ниточка.

— Мы навели справки: вы не библиограф, не библиотекарь, — сказал Ванзаров, готовясь уловить сигналы того, что его сейчас будут обманывать.

— Никогда не называл себя библиографом, — последовал ответ. — С чего вы взяли?

Надо было признать, что поспешный и ошибочный вывод иногда случается.

— О вас вообще мало что известно, — сказал Ванзаров.

— Что обо мне знать? — развел руками Трупп. — Все время провожу здесь.

— Кто же вы такой?

— Читатель, — ответил Трупп, глядя Ванзарову прямо в глаза. И добавил: — У меня скромная рента, хватает на кусок хлеба с чаем, а большего мне и не надо. Меня интересуют только книги. И ничего более, господин Ванзаров… Если вы пришли за моей помощью, может быть, расскажете, что случилось?

— Книга, про которую мне сообщили, при вас?

— Это не книга, это обрывок…

— Пусть так. Обрывок у вас?

— Вы ясно дали понять, что вам он не интересен.

— Неужели сожгли?

— Что за глупость! — Трупп скривился от бестактности. — Сдал обратно на хранение.

— Насколько помню, вы что-то говорили о папке, в которой нашли листы.

Трупп потупился, как провинившийся школяр.

— Простите, тут немного упростил ситуацию. На самом деле обрывок я нашел вложенным в первое немецкое издание по медиевистике.

И за эту шалость в участок не потащишь и в арестантскую не посадишь.

— Тогда извольте пересказать, что вы там прочитали… — сказал Ванзаров, невольно отступая, что с ним случалось нечасто.

— Я успел перевести только первый случай! — заторопился Трупп. — С остальными должно быть проще, там не готический шрифт, я только взглянул…

— Помню, что вы читаете на старонемецком. Ожидаю с нетерпением.

— В городе Пфальце стали находить молодых девушек, над которыми совершались ужасные издевательства…

— Какие именно? — бессердечно спросил Ванзаров.

— К ним… К их телам… — Трупп никак не мог решиться.

— Их протыкали ветками?

— Значительно хуже: отрубали руку или ногу и пришивали члены животных, лапы волков и собак. Тела находили обнаженными. Это ужасно… Простите.

— Много их было?

Трупп держал у рта платочек, будто боролся с приступом дурноты.

— Кажется, пять или шесть…

— Чиновник городского магистрата Дитрих Ванзариус…

— Вы совершенно правы, это его имя…

— …нашел убийцу. Кто им оказался? Неужели чернокнижник доктор Фауст?

Трупп глубоко и медленно вздохнул.

— Я не говорил, что убийца был найден…

Настал черед выразить недоумение Ванзарову.

— О чем же тогда написана повесть?

— Не повесть, я бы назвал ее исторической заметкой.

— Пусть так. О чем же она?

— Загадка, тайна, если хотите, осталась. Убийца не был найден. Толпа разорвала какого-то беднягу-чужестранца. Но толпа всегда требует крови.

— После самосуда убийства в Пфальце прекратились?

— На этом текст обрывается.

— Все же чиновник магистрата смог изобличить истинного преступника?

— Об этом мне ничего не известно…

Ванзаров поднялся с подоконника.

— Чрезвычайно любопытно.

— Вы полагаете? — удивился Трупп. — Но ведь это чудовищно…

— Жить вообще страшно, — сказал Ванзаров. — Прошу заказать обрывок на выдачу и завтра предъявить мне…

— Буду рад вам помочь…

Трупп еще разливался в любезностях, но Ванзаров невежливо повернулся к нему спиной. Он как раз приметил скромного на вид господина, который стоял за перилами лестницы. Слышать их разговор на таком отдалении было затруднительно. На что Ванзаров очень надеялся.

— Неизбежное случится…

Ванзаров резко обернулся. Трупп церемонно поклонился ему.

— Что вы сказали?

— Прошу простить?

— Вы что-то сказали, — повторил Ванзаров.

— Мой кашель, — ответил Трупп, старательно покашливая в платок. — Вам, вероятно, послышалось.

— Вероятно, — согласился Ванзаров. — Вам запрещено покидать столицу до особого разрешения полиции…

Он направился к большим стеклянным дверям библиотеки. Ненаучно и нелогично он чувствовал затылком чей-то взгляд. Только неизвестно, чей именно.

Апреля, двадцать девятого, года одна тысяча семьсот третьего… Офицер Карл Ванзархофф.

Докладывая Вашему превосходительству об имевших место быть преступлениях, невозможных для человеческого разума, и особо для порядка, соблюдаемого в курфюршестве Саксонском, о которых Ваше превосходительство уже поставлено в известность своевременными рапортами, имею особо подчеркнуть следующее. Сама возможность происхождения того, чему стали невольными свидетелями ваши верноподданные граждане, еще раз наглядно свидетельствует о недостаточности и слабости полицейской власти. До сих пор никто из Ваших подданных не может ручаться, что целиком и полностью защищен от дальнейших подобных нарушений не только закона, но всех писаных и неписаных законов человеческого общества. А потому считаю своим долгом обратить особое внимание Вашего превосходительства на обстоятельства, кои могли выпасть из представленных докладов, не по злонамеренности, но из ложно понятого охранения Вашего спокойствия.