С этими словами он подтолкнул ее к скомканной рубашке, белеющей на полу. Девушка нагнулась, и он увидел глубокие отпечатки шахматных фигур у нее на спине.

— Глазам своим не верю, — пробурчал он и только тут ощутил тянущее чувство, причиной которого было его собственное возбуждение.

Корделия повернулась к нему, прижимая смятую рубашку к груди.

— Я все же не понимаю, что случилось. — Глаза ее все еще были затуманены только что испытанным наслаждением. — Ведь мы не…

— Да, мы не, — хриплым голосом прервал он ее. — Но то, что я сделал, просто безобразно. Ради всего святого, Корделия, отправляйтесь спать и оставьте меня одного.

Возникший было протестующий ответ замер у нее на устах. Она направилась ко все еще отодвинутым книжным полкам, по-прежнему прижимая рубашку к груди. Он старался не смотреть на ее стройную спину, нежные очертания ягодиц, прекрасные длинные ноги. Старался, но не преуспел в этом.

Около книжных полок она произнесла, взглянув на него через плечо:

— Я в самом деле не хотела перевернуть столик. Это чистая случайность.

— Не имеет значения, — устало ответил он.

— Нет, имеет. Не хочу. — чтобы вы думали, будто я способна совершить такое.

Лео хрипло рассмеялся:

— Моя дорогая девочка, после всего совершенного этой ночью ваш поступок едва ли стоит упоминания.

— Это разные вещи, — едва слышно произнесла она. — Чудо, что вы сотворили со мной, не может быть чем-то дурным.

Лео прикрыл глаза.

— Вы понятия не имеете, о чем говорите, — заметил он. — А теперь отправляйтесь спать.

Корделия проскользнула сквозь отверстие в свою спальню и водворила полки на их законное место. Больше всего она нуждалась сейчас в житейской мудрости Матильды, но приходилось смиренно ждать утра. Упав на кровать, она свернулась клубочком, как котенок, и сразу же заснула.

Утреннее небо едва светлело, когда Матильда вошла в спальню Корделии в сопровождении служанки, которая несла дымящийся кувшин с горячей водой. Она поставила его на туалетный столик, после чего стала раздувать угли в камине, чтобы прогнать холод раннего утра.

Корделия непробудно спала за задернутым пологом, пока Матильда раскладывала ее платье для верховой езды и упаковывала в сундук те одежды, в которых она провела предыдущий день.

— Принеси княгине кофейник, девочка. Ей надо выпить чего-нибудь горячего, здесь так холодно.

Служанка присела в книксене и вышла из спальни, которую уже согревал огонь камина. Матильда распахнула полог кровати.

— Просыпайся, милая. Минут десять назад прозвонили к заутрене, а завтрак будет подан в большом зале в семь часов.

Корделия перевернулась на спину и открыла глаза. В первое мгновение она не могла понять, где находится. Потом события предыдущего дня всплыли у нее в памяти. Она села в постели, потерла кулачками глаза и печально посмотрела на Матильду.

— Я влюбилась.

— Святая дева Мария, надеюсь, не в этого молодого музыканта! — воскликнула Матильда. — Пусть он и неплохой парень, но никак не для такой девушки, как ты, моя дорогая.

— Нет, не в Кристиана. — Корделия села в кровати, скрестив ноги. — В виконта.

— Матерь Божья! — перекрестилась Матильда. — И когда же это произошло?

— Как только я его увидела в первый раз. Мне кажется, он тоже ко мне неравнодушен, только боится в этом признаться.

— Надеюсь, что он в своем уме. Как может уважаемый всеми человек говорить про свои чувства к чужой жене? — Матильда сердито заправила седой локон, выбившийся у нее из-под накрахмаленного чепца.

— Матильда, я никогда не полюблю своего мужа, — тихо, но убежденно произнесла Корделия.

— Что ж, теперь уже ничего не поделаешь, девочка. Так было и с твоей матерью. Да и почти со всеми женщинами твоего круга. Они выходят замуж за тех, к кому их ведет не сердце, а положение.

— Положение мужчин, — горько произнесла Корделия, и Матильда не нашла ничего, чтобы возразить ей. — А мать не любила моего отца?

Матильда кивнула:

— Да, твоя мать любила другого человека, любила всем сердцем. Но она ни разу не сделала ничего такого, чего могла бы стыдиться. — С этими словами Матильда воздела вверх палец. — Она хранила свою честь до смертного одра.

— И была несчастлива?

Матильда поджала губы, но тут же вздохнула и согласилась:

— Да, дитя мое. Совершенно несчастлива. Но она знала, в чем состоит ее долг, и ты тоже должна понять это.

Корделия, нахмурясь, принялась массировать ногу.

— Моя мать всю жизнь провела при австрийском дворе.

Там никогда не было свободы. Возможно, если бы она оказалась в Версале…

— Не смей говорить об этом, — прервала ее Матильда. — Если ты позволишь себе хотя бы задуматься над этим, то неприятностей не оберешься.

— Думаю, они уже начались, — медленно произнесла Корделия, изо всех сил растирая пальцами подошву и не отрывая от нее взгляда.

Матильда тяжело опустилась на край кровати, лицо ее вытянулось.

— Что ты говоришь, дитя мое? Неужели виконт обладал тобой?

— И да, и нет. — Корделия, покраснев и закусив губу, взглянула на нее. — Того, что происходит между супругами, не было, но он ласкал меня… касался самых интимных мест… и со мной случилось что-то чудесное. Хотя я и не совсем поняла, что же это было.

— Храни нас Господь! — всплеснула руками Матильда. — Расскажи мне толком, что произошло.

Корделия рассказала, запинаясь на каждом слове, с горящим от стыда лицом, хотя Матильда была ее няней с самого детства и знала все ее тайны.

— Но, Матильда, если не было соития, то что же это такое? — закончила она вопросом.

Матильда вздохнула. Уж лучше бы ее воспитанница потеряла невинность, забывшись в угаре страсти. Как бы импульсивна она ни была, но в этом случае вряд ли получила бы удовольствие. Но сейчас, когда она, вкусив наслаждение, осталась девственницей…

— Встречаются мужчины, которые хотят и умеют доставить женщине радость любви, дитя мое. Но гораздо чаще они думают только о своем собственном удовлетворении. Разумнее всего забыть то, что с тобой случилось. И мечтать о хорошем муже, которому ты принесешь столько детей, сколько сможешь. Это самое лучшее, о чем может мечтать каждая женщина.

Корделия потупила глаза и резко произнесла:

— Я не верю в это, Матильда. И думаю, ты сама не веришь в то, что говоришь.

Матильда, нагнувшись к ней, обеими руками взяла ее лицо и повернула к себе.

— Послушай меня, дорогая, и хорошенько запомни. Ты должна мудро принять то, что тебе суждено в этом мире. Мне не хотелось бы видеть, как ты сгораешь от неосуществленных желаний, как это случилось с твоей матерью. Ты ведь сильная. Такой тебя сделала я. Ты должна стремиться к тому, что можешь иметь, и забыть про то, что не можешь.