— Неужели вы вместе с Корделией сошли с ума? — Лео в сердцах стегнул стеком по ракитовому кусту. — Что бы она себе ни вообразила, это не может изменить ее положения.

Матильда понимающе кивнула головой:

— Я так ей и сказала, милорд. Но она не имеет обыкновения обращать внимание на то, что ей мешает.

— И, как я понимаю, мое отношение к данному предмету тоже не имеет никакого значения, — заметил он, втянув сквозь зубы воздух.

— Надо думать, вы не поощряли ее глупости?

— Разумеется, нет. Я же не какой-нибудь хладнокровный развратник.

— Тогда вам надо как-нибудь развеять ее заблуждение, милорд. Я сомневаюсь, что она по доброй воле откажется от вас, — без обиняков произнесла Матильда.

Лео поймал себя на том, что его не оскорбил ни совет женщины, ни ее манера выражаться. Она говорила истинную правду. У него было куда больше опыта, рассудительности, воли, чем у шестнадцатилетней Корделии. И уладить ситуацию, в которую они были вовлечены вдвоем, предстояло именно ему. Мельком пришло на ум, что до появления няни задача представлялась ему куда более простой, чем сейчас.

— Я не причиню ей вреда, Матильда.

Она несколько секунд смотрела на него, потом сказала:

— Конечно… конечно, я верю вам, милорд. И это только к лучшему, потому что человек, причинивший вред моему ребенку, причинил бы его и мне.

И добродушная тетушка в этот миг исчезла, сменившись античной фурией с грозным потемневшим взглядом, все знающей и предостерегающей.

Лео едва не отшатнулся от Матильды, ему пришла на ум мысль о колдовстве. Это была не просто заботливая няня, защищающая свою подопечную. Перед ним стояла женщина, ведающая о таких вещах, о которых мужчинам лучше не знать.

— Но и вам было бы неплохо предостеречь ее от неразумных поступков, — грубовато произнес он, едва удерживаясь, чтобы не убежать со всех ног. Потом кивком головы попрощался с ней, повернулся и направился к живописному пикнику.

Супруга наследника престола вернулась к своему экипажу, горько жалуясь Корделии на то, что официальное положение обрекает ее ехать в парадной карете, тогда как Корделия вольна носиться верхом.

— Не такая уж это свобода, Тойнет. Мы не можем обогнать твою карету, поэтому обречены плестись за ней. — Корделия заглянула в окно кареты. — Бедная Люсетта не понимает, почему она должна идти шагом.

— Но ведь между нами ничего не изменилось. — Тойнет недовольно нахмурилась.

Корделия от всего сердца расхохоталась:

— Да нет, изменилось. Тебе предстоит стать королевой Франции, ты помнишь?

Она отступила назад, так как кучер королевской кареты взмахнул бичом, трогаясь с места.

— Пойдемте, Корделия. Мы не можем заставлять людей ждать, — произнес у нее за спиной Лео. Он удерживал на поводу Люсетту, его грум стоял чуть поодаль, держа в руках поводья аргамака. — Позвольте мне помочь вам сесть в седло.

Он подставил сложенные лодочкой ладони и подбросил ее в седло. Улыбка, которой она одарила его, была столь ослепительна, что у него перехватило дыхание.

— Может быть, теперь нам можно ехать вместе? — спросила она совершенно искренне. — Сегодня утром мне было так одиноко.

Она направила свою лошадь бок о бок с его аргамаком, когда они заняли место в процессии сразу же за конным эскортом.

— Мне бы только не хотелось глотать их пыль.

— Мы можем двигаться чуть в стороне, — предложил Лео, тут же приводя свои слова в действие. Корделия последовала за ним.

— Не заключить ли нам еще одно пари на время сегодняшнего прибытия? — Она искоса взглянула на Лео, не скрывая своей радости от его общества.

— И какова ставка на этот раз? — Голос его прозвучал преувеличенно радостно, как если бы он шутил с неразумным ребенком.

Корделия нахмурилась. Такой тон был куда хуже, чем прежний, раздраженный. Она беззаботно пожала плечами:

— О, я не знаю. Я предложила пари, чтобы скоротать время, но не думала, что вы найдете это забавным.

— А какие предметы вы изучали в Шенбрунне? — спросил он бесстрастным тоном, только чтобы поддержать разговор.

К его изумлению, отвечая на дежурный вопрос, Корделия совершенно серьезно и пространно стала рассказывать про философию, начала математики, немецкую и французскую литературу. Девушка оказалась куда более образованной, чем было принято для ее пола, и он поймал себя на мысли, что Михаэль едва ли отнесется с восторгом к этому достоинству своей супруги. Эльвира как-то призналась, что Михаэль с презрением отзывается о «синих чулках», и ей приходится скрывать от него свои интеллектуальные интересы.

Тогда Лео не придал этому значения. Многие мужчины с предубеждением относились к образованным и красноречивым женщинам. Он лишь догадывался о том, что сестра имела доступ к библиотеке своего мужа, была вхожа в литературные салоны, которые стали появляться в Париже, и имела представление о современных научных идеях. Эльвира была старше и опытнее Корделии, а также более сдержанной и не такой прямодушной. Сумеет ли Корделия достаточно быстро понять, что с ее стороны было бы весьма разумно не афишировать перед мужем свои познания?

Когда они остановились, чтобы пересечь один из притоков Дуная, Штайр, Лео поручил Корделию заботам грума и отошел переговорить кое с кем из французского посольства. Корделия прогуливалась по берегу реки в обществе грума, бросая время от времени взгляды на массивные кареты, которые медленно, со скрипом двигались по узкому мостику, переваливаясь с боку на бок.

— Корделия!

— Кристиан!

Она обернулась с возгласом восторга. Кристиан неловко сидел верхом на худощавом гнедом иноходце и выглядел далеко не так изысканно, как дома. Впрочем, он никогда и не был настоящим всадником.

— Как я мечтала о том, что ты найдешь меня и мы сможем немного поболтать. Мне нельзя удаляться от моего места в процессии. Протокол. — Она сморщила нос от смеха. — Как я вижу, у тебя все в порядке, ты выглядишь чудесно.

Могу я что-нибудь сделать для тебя?

— Нет, ничего не надо. — Кристиан взглянул на красный шар солнца, опускающийся к горизонту на западе. — Сегодня утром нас догнал скороход с известиями из Вены. Он принес мне письмо от Хьюза. Ты помнишь Хьюза, он играл у Полигния на скрипке?

— Конечно, помню, — кивнула головой Корделия. — И что он пишет?

— Там целая история, — сообщил Кристиан с довольной улыбкой. — Паш памфлет наделал шума. Все его читают и перечитывают. Полигний пытается оправдываться, но Хьюз пишет, что люди ему не верят и показывают на него пальцами. Императрица пока еще никак не высказалась, но во дворце только и разговоров, что она думает дать ему отставку.

— Как чудесно! — захлопала в ладоши Корделия. — Эта история станет известна в Париже задолго до того, как мы туда доберемся. Ты сразу же станешь знаменитостью.