По мере продолжения ужина, странное настроение охватило группу — нервозность, источник которой я не могла полностью определить. Только когда мы закончили наш десерт, Малкольм сделал объявление. Разговор перешел в естественное молчание, когда Малкольм положил столовые приборы и вытер рот. Затем его взгляд обежал стол, он долго смотрел на каждого из нас.

— Чувствую, что пришло время доверить вам мои намерения. Я пригласил вас всех сюда не просто ради удовольствия провести время в вашей компании.

Малкольм сделал паузу, будто собираясь с силами.

— Я пригласил вас сюда с определенной целью, и могу только назвать необходимость в качестве оправдания. Я надеюсь, что каждый из вас выслушает меня и решит: захочет ли предложить свою помощь, потому что, Бог знает, я нуждаюсь в вас всех.

Он глубоко вздохнул, когда мы обменялись взглядами. Наши лица выдавали различные степени недоумения. Только Тибериус не казался удивленным, и именно к нему первому повернулся наш хозяин.

— За исключением тебя, Тибериус, твоего брата и мисс Спидвелл, все присутствовали здесь, когда исчезла Розамунда. Это был самый мрачный час в моей жизни. С тех пор ситуация существенно не улучшилась.

Горько кривя губы, он добавил:

— Мы с Мертензией удалились из общества, ни с кем больше не видимся. Как мы можем? Мы пытались подобрать обрывки нашей жизни, пытались вернуться к нормальному бытию. Но каждый раз при встрече с друзьями возникало неловкое молчание. Затянувшиеся паузы в разговоре. Предметы, о которых никто никогда не говорил: Розамунда, свадьбы, самоубийства. И каждый раз я чувствовал, что отдаляюсь от людей. Это было как-то безопаснее. Мне кажется, что эмоции Мертензии были практически такими же.

Малкольм сделал паузу, и его сестра серьезно кивнула. Я заметила, что она не ела, а просто теребила булочку пальцами. Он продолжил:

— В конце концов, общение стало слишком обременительным даже для семьи. Именно поэтому Хелен и Каспиан не приезжали сюда.

— Мы бы приехали… — начала Хелен Ромилли.

Малкольм поднял руку.

— Я знаю. Но все это казалось намного проще — закрыть двери и, так сказать, поднять подъемный мост. С течением времени становилось все привычнее находиться в одиночестве. Но я считаю, что пора раз и навсегда выяснить, что произошло с Розамундой. Только написав последнюю главу этой истории, мы с Мертензией можем перейти к следующей. Если мы не сделаем этого сейчас, нас замурует здесь. Думаю, что в этом и заключается безумие.

Он снова сделал паузу, позволяя своим словам успокоиться, словно камни падали на дно пруда.

— Проще говоря, я пригласил вас всех сюда, потому что мне нужна ваша помощь. — Малкольм медленно оглядел стол. — Каждый из вас обладает навыками, которые, думаю, были бы полезны в данных обстоятельствах.

Его взгляд стал извиняющимся, когда упал на нас со Стокером.

— Что касается мистера Темплтон-Вейна и мисс Спидвелл… Вы приехали сюда в ожидании мирного отпуска, и я не собираюсь нарушать ваши планы. Но возможно, свежий и наблюдательный взгляд ученых поможет в этом деле.

— Каком деле? — потребовала Хелен Ромилли.

— Он совершенно помешался на этом, — произнесла Мертензия. — У нас была прабабушка, которая полностью сошла с ума, бедный ягненок. Мне не стоит задавать вопрос, не случилось ли с ним то же самое.

— Мертензия, — оборвала ее невестка холодным тоном, — не думаю, что уместно говорить о брате в таких выражениях.

Мертензия Ромилли мрачно посмотрела на нее.

— Я забыла, насколько утомительной ты можешь быть, Хелен. Спасибо, что напомнила.

Прежде чем они смогли продолжить свою ссору, Малкольм вмешался.

— Прошло три года с того ужасного дня, но для меня это будто случилось вчера. Я думаю о ней постоянно. И всегда остается вопрос: «Что с ней стало? Она ушла и заблудилась? Она упала в море? Она сбежала?»

Голос Хелен был терпелив, как будто она говорила с отсталым ребенком.

— Полагаю, все согласны с тем, что она покинула остров по собственному желанию. Неприятно думать, что она могла изменить свое мнение о браке, но это единственное разумное объяснение.

— Это то, во что я верил, — вздохнул Малкольм. — И именно эта вера мучила меня три года. Почему она бросила меня? Это было самое логичное, хотя и болезненное объяснение. Я пытался принять его, пытался смириться с тем, что она предпочла сбежать без денег, без перспектив, чем остаться здесь и быть моей женой. Мужчине горько верить в такое, — добавил он, покраснев. — Я знал, что сплетники так и считали, скандальные газеты часто печатали подобную версию. Последние годы были для меня пыткой. До сих пор.

Малкольм встал и пошел к серванту. Один отсек был заперт, он достал ключ, вставив его к дверной замок, провернул и вытащил громоздкий сверток, завернутый в кусок ткани.

— Мертензия, позвони Тренни.

Он держал сверток в руках. Когда появилась миссис Тренгроуз, его инструкции были краткими:

— Очисти стол, Тренни.

Она с сомнением посмотрела на сверток, плотно прижатый к его груди, но кивнула Дейзи, указывая, чтобы горничная убрала фарфор и столовые приборы.

— Портвейн… — начала миссис Тренгроуз.

— Дамы не удалятся сегодня вечером, — распорядился Малкольм. — И ты должна остаться, Тренни. В конце концов, ты часть семьи.

Экономка выставила Дейзи из комнаты и заняла пост возле двери, прикрыв ее от любопытных глаз и ушей остального персонала.

Малкольм стоял во главе стола, глядя на нас, мы выжидающе смотрели на него.

— Я предполагал, что Розамунда сбежала, как бы сильно меня ни убивала такая мысль. Я пришел к такому выводу из-за того, что она взяла свою дорожную сумку, маленький саквояж алого цвета. Ту самую сумку, которую привезла с собой, когда впервые приехала сюда. Она пометила ее своими инициалами. Факт, что сумка исчезла одновременно с ней, казался неопровержимым доказательством: Розамунда сбежала.

Он убрал руки, позволяя ткани соскользнуть в сторону, и все увидели алую дорожную сумку. Инициалы Р.И.А. были вышиты белой шерстью прямо под ручкой. Сумка расползалась от ветхости, толстый слой зеленой плесени покрывал ее, густо заляпав бока, но саквояж нельзя было перепутать.

Выражение лица Мертензии стало почти злым.

— Где ты это нашел? — потребовала она.

— В одном из тайников священника.

Я поддалась вперед в своем кресле, охваченная волнением. Тайники, «норы священника», были обычным делом в католических домах во времена елизаветинских охотников за священниками. Устроенные таким образом, чтобы их было трудно обнаружить, эти крошечные секретные камеры могли прятать человека, возможно, в течение нескольких недель, пока агенты Короны искали беглецов. Я вспомнила, что во всех самых интересных историях о призраках присутствовали норы священника.