не зная бед и несчастья. Отбери их через год, и человек покончит с собой. Потому как ходьба для него ныне, будет вселенской мукой…» отсутствие естественных атрибутов иммунного в Улье — обескураживает. Чувство несправедливости, тоски и беспомощности погрузило Алви в апатию. Но это была лишь прелюдия.

Яркий свет от трёх ламп, ощущался физически. Их постоянный жар беспощадно сушил кожу, и заставлял щуриться и моргать. Запах какой-то химии и собственного, давно немытого тела…

Фобия начала своё рождение с простого унижения. Тремя уверенными движениями, с Алви срезали и содрали одежду. Абсолютно нагим он всё больше и больше погружался в свой новый Страх. После, сотрудник разборочного цеха — Седой, как для себя его запомнил Алви, уверенными движениями обрил ему всё, что было ниже пупка. Выключив машинку, он обработал всё спиртом, и что-то расчертил маркером. Стоило ему закончить подготовку, как медленно сходящий от страха с ума Алви — лицезрел нового сотрудника. Высокая женщина, возможно даже привлекательная, в таком же как у Седого, белом халате, маске респираторе и двойных перчатках. Она о чём-то поговорила с ассистентом, и быстро пролистав предоставленные в папке документы, подошла к «пациенту».

Алви пытался достучаться до своих даров, как много он готов был отдать лишь за один атакующий навык, но вместо привычной податливой силы, он ощущал лишь пустоту. Страх. Беспомощность.

— Хорошенько тебя чернота потрепала. Организм как будто сам себя истощил… Но ничего, ничего…

После чего, она выбрала скальпель и начались болезненные «роды фобии». Вскрывая брюшину, сотрудница внимательно следила за действиями помощника. Маниакальная бережливость, направленная на сохранение крови, прослеживалась в её действиях. Ни капли! Она не упустила ни капли крови. Все бережно собиралось дренажной системой, её ассистентом. На этом этапе стало понятно, для чего отрабатывали кожу спиртом, конечно, не ради «дорогого» пациента, а чтобы извлечённый продукт был чистым.

Что она вырезала из живота — Алви не понял. Он чувствовал абсолютно всё, и при этом ничего не мог поделать. Даже кричать не получалось, так как Седой предварительно нацепил кляп. После, когда на верхний надрез были наложены несколько куцых стежков, она приступила к лобку. В этой области она провела значительно дольше времени, постоянно цокая и вздыхая, она производила какие-то манипуляции внутри, и без того истерзанного тела. Но фобия родилась, как и положено, в самом конце. Когда она закончила с лобком, началось поистине страшное действо. До самого последнего момента Алви верил, что яички брили для удобства. Но нет. Они были грустным финалом. Вскрыв мошонку, медленно и деликатно она извлекла оба сгустка…

— Агггхрааааа… — нечеловеческим хрипом, полным боли и отчаянья, искрошив свои зубы, и порвав губы в лоскуты, Алви смог победить кляп. Но лишь его.

Женщина мерзко усмехнулась, и дала некий знак помощнику. Укола Алви не почувствовал, но на какое-то время боль утихла, и взамен пришла усталость и слабость.

А тем временем сотрудница, аккуратно вытягивая из разреза каналы, ранее освобожденные от плоти Алви, и вытащила наверняка всю репродуктивную систему, бедного молодого мужчины. Фобия родилась…

Спасительной пустоты так и не воспоследовало. Всё, от начала и до конца было на глазах иммунного. Будь проклята эта чёртова особенность его организма. Похоже только чернота и специализированные препараты способны его отключить. Он хотел отвернутся, закрыть глаза и не смотреть, но что-то, что превыше его сил заставляло наблюдать за всем происходящим. Чтобы оставить в памяти глубокую рану, возможно никогда больше не способную на исцеление.

Позже, когда его вернули в клетку, он ещё не раз видел перед собой ту операцию. На третий день, после так сильно травмирующих событий, пришла та самая сотрудница. Изучив состояние, вновь надёжно связанного, больного, она удовлетворённо отметила изменения организма, за которыми Алви, находясь в плачевностей состоянии перестал следить. И словно истосковавшаяся по мужчине любовница на прощание пообещала:

— Увидимся через неделю, мой сладкий мальчик…

Леденящий душу мороз, пробил Алви с ног до головы. Сильнейший страх пробудил в нём, доселе не испытываемую им лично злобу. Она, вмиг разогрев, только что окоченевшее сердце, затопила поистине жаркий огонь. Всепоглощающая ярость овладела всем естеством Алви. Страх никуда не исчез, но теперь он был не грузом, что будто ядро, привязанное к ногам карикатурного заключенного, мешало двигаться. Теперь он был неисчерпаемым топливом для ярости и жажды мести…

* * *

Ранее в кабинете капитана Славича, руководителя службы снабжения объекта 165−21.

— Пустой, ты уверен? — переспросил, не сразу поверив капитан, пополняя очередной бокал алкоголем.

— Да, Господин, его почти в ноль чернота высосала. Сейчас вместо навыков у него пустота. Возможно, он не восстановится, мы подобное уже наблюдали… — продолжал отчёт Сомич, бывший специалист по электронной безопасности, а ныне, будучи иммунным, состоял на должности Знахаря, при отделе. (Невероятное везение для любого инфицированного, по протоколу их принято «списывать», но о том, что Сомич заразился, он узнал лишь когда проклюнулся навык Улья, да такой удачный, что было принято решение зачистить его по одним документам, но при этом нанять по иным. Двойные стандарты в Союзе не редки…).

— Да помню… — задумчиво проговорил руководитель, небрежно листая документ с данными.

— При этом, у него прекрасная предрасположенность к регенерации. Мы проверяли уровень развития его стволовых клеток. Он зашкаливает, словно перед нами древний иммунный. — пробежав взглядом столбцы цифр, продолжал Сомич.

— Но вы всё же утверждаете, что он относительно свежий? — наконец найдя искомое пробубнил Славич.

— Да Господин, об этом свидетельствует развитие мускулатуры, мышечное строение, костный каркас, ну и самый основной маркёр — его мозговой центр.

— Быть может у него не лучшие времена? Его всё же в черноте нашли. Она частенько бьет именно по мозговому центру — по-прежнему скептически был настроен капитан.

— Это действительно странно, но всё же по многим параметрам он в этом мире не больше года. Тело, какой бы потенциал у него не был, у любого иммунного терпит множество изменений. И в этом парадокс. — задумчиво, рассматривая показатели и пытаясь найти объяснения, проговорил Сомич. — В те дни… — немного поежившись вспоминая, те самые дни, произнёс Сомич, — В те дни, что было обнаружено моё заражение, были сделаны десятки опытов, и они, к слову, до сих пор иногда проводятся… Так вот, у меня, как и других иммунных одна система развития. Кости, мышцы, мозг… Всё это меняется постепенно, со временем. Паразит плавно меняет химический состав тканей, и тело неустанно следует за этими изменениями…

— Да, я знаю. Но вот конкретный случай, когда мы видим, как условная физиология сильно отстаёт от химических показателей. Судя по ним — он лет двадцать в этом мире. —