– Пора бы тебе в этом перестать сомневаться.

Эмма насупилась и бросила на него свирепый взгляд, но он только насмешливо улыбнулся в ответ.

Наконец карета подъехала к огромному фамильному особняку. Один лакей помог им выйти из экипажа, в то время как другой поторопился предупредить дворецкого об их приезде. Эмма взяла Николая под руку и, вцепившись пальцами ему в рукав, торжественно повела вверх по ступеням к парадной двери.

Она приветствовала дворецкого напряженной улыбкой. Лицо Сеймура оставалось, как всегда, невозмутимым, но Эмме показалось, что в глазах его мелькнула искорка любопытства.

– Сеймур, где папа и Тася?

– По-моему, они в библиотеке, мисс.

– Они принимают гостей?

– Нет, мисс Эмма.

Все перепуталось в голове у Эммы. Они с Николаем пересекли большой холл и приблизились к библиотеке, а она никак не могла сообразить, с чего начать. Как ей объявить семье, на что она решилась? Какими доводами отразить их возражения? "Это то, чего я хочу!" - упрямо повторяла она себе. А кроме того, дело зашло слишком далеко, чтобы поворачивать назад.

Отец ее сидел за письменным столом и читал вслух какое-то письмо. Тася пристроилась рядом с вышиванием. При неожиданном появлении Эммы они оба подняли глаза, и на их лицах отразилось удивление. Нельзя было не признать, что они составляли прекрасную пару: оба красивые, темноволосые. Их нежная близость была очевидна и в том, как они обменялись взглядами, словно передавая друг другу мысли.

"Вот что могло быть у меня с Адамом, - подумалось Эмме, и она ощутила в груди жаркий прилив гнева. - Это ты виноват, папа. Я собираюсь выйти за человека, которого не люблю, потому что ты не дал мне выйти за того, кого я действительно хотела".

– Эмма, - с недоуменной улыбкой проговорила Тася, откладывая вышивание, - почему ты так скоро вернулась из Лондона? Что?… - Тут взор ее упал на Николая, и дальнейшие слова замерли на устах.

Эмме показалось, что эта немая сцена продолжалась целую вечность, хотя длилась она всего несколько секунд. Серо-голубые глаза Таси пронзительно впились в вошедшую пару. Эмма почувствовала, что мачеха со своей необыкновенной интуицией догадалась о необратимой серьезной перемене, которая сейчас произойдет в их жизни.

– Папа и belle-mere, - проговорила Эмма сдавленным голосом, - мы должны вам кое-что сообщить.

Лицо Люка окаменело. Он медленно покачал головой, словно заранее отрицая то, что она намеревается сказать.

– Николай и я… - неловко продолжала Эмма, - мы хотим… - Она замолчала, ощутив, что Николай слегка сжал ей локоть.

– Позвольте мне, - пробормотал он, устремив немигающий взгляд на Люка. - В последнее время дружба между мной и Эммой переросла в нечто более… значительное. Я сообщил вашей дочери о своем желании взять ее в жены, и она соизволила принять…

– Нет! - Отказ прозвучал резко и окончательно. Люк не удостоил дочь взглядом. Глаза его яростно впились в Николая, а лицо побледнело под бронзой загара. Было очевидно, что слово это вырвалось прямо из сердца, до того, как рассудок смог его осознать. - Не знаю, что, черт побери, здесь происходит. И знать не хочу. Убирайтесь из моего дома, а я сам разберусь со своей дочерью.

Этого бурная натура Эммы вынести не смогла. Она взорвалась:

– Не будешь ты со мной разбираться, папа! Я взрослая женщина и поступлю так, как захочу… Если Николай сейчас покинет этот дом, я уйду вместе с ним! На этот раз тебе не удастся победить меня.

– Емелия, - тихо прервал ее Николай, поворачивая к себе лицом, - не надо ссориться. Почему бы тебе не пойти с Тасей и не рассказать ей обо всем? Нам с твоим отцом надо остаться наедине.

– Что я должна ей сказать? - прошептала вспыхнувшая ярким румянцем Эмма. Он чуть улыбнулся.

– Что захочешь, душенька.

Эмма кивнула и перевела глаза на мачеху. Лицо Таси было бесстрастно, только между бровями залегла тревожная морщинка. Прямая и грациозная как тростинка, она направилась впереди Эммы к двери. Эмма неуверенными шагами последовала за хрупкой, изящной фигуркой.

Как только женщины покинули комнату, Стоукхерст заговорил по-другому. Его потрясение сменилось яростью.

– Зачем тебе понадобилась моя дочь? - рявкнул он. - Ты, хитрый русский ублюдок! Мне следовало вырвать тебе горло много лет назад, когда ты впервые начал крутиться вокруг моего дома и моей семьи! - Он взмахнул серебряным крючком, заменявшим ему кисть левой руки, и тот сверкнул стальным кинжальным блеском. Многие мужчины пришли бы в ужас при виде разъяренного Лукаса Стоукхерста. Даже на Николая это зрелище произвело сильное впечатление, его самоуверенность заметно поубавилась. - Я не допущу, чтобы она стала твоей, - прорычал Стоукхерст.

Николай не отступил:

– Боюсь, что у вас нет выбора. Если вы не дадите согласия, то потеряете Эмму навсегда. Она вам этого не простит. Поверьте моим словам, что брак этот состоится, с вашего согласия или без него. Так что можете спокойно дать нам свое благословение.

– Мое благословение? - возмущенно повторил Стоукхерст и расхохотался в лицо Ангеловскому.

– Вам не надо бояться за Эмму, - продолжал Николай. - Клянусь, я никогда пальцем ее не трону. У нее будет больше денег, чем она когда-нибудь сможет потратить. Я никогда не стану мешать ее благотворительности, ее зверинцу и тому подобному. У нее будет полная свобода. А вы знаете, что в этом она нуждается больше всего.

– Ей нужен муж, который будет ее любить. Вы не сможете дать ей это.

– Смогу, - сдержанно произнес Николай. - Спросите у нее. Она объяснит вам, чего хочет.

– Вы отлично выбрали момент. Сумели найти случай влезть в ее жизнь, когда она растеряна и уязвлена. - Стоукхерст внезапно замолк. Очевидно, у него возникло подозрение, от которого гнев его возрос вдвое. - Неужели вы осмелились прикоснуться к ней? Богом клянусь, я убью вас!

Николай сохранил невозмутимость.

– Эмма обратилась ко мне потому, что была несчастна. Жизнь, которую вела она здесь, в Саутгейте, больше ее не устраивала. Она взрослая женщина, а не маленькая девочка. Ей пришла пора выйти замуж.

– Не за вас! - последовал грозный ответ.

– Ни за кого другого она не пойдет.

Стоукхерст скрипнул зубами:

– Я найду способ вам помешать.

– Чем больше будете вы стараться, тем быстрее ускользнет она из ваших рук.

В потрясенном молчании наблюдал Николай за муками Стоукхерста, зная, что из всех перенесенных Люком страданий этот удар оказался самым тяжким. Князь почти сочувствовал страдающему отцу. Но жизнь полна несправедливостей. Он сам хватил их полной мерой.

– Как я уже сказал, у вас нет выбора, - обыденным тоном повторил он.

– Зачем вы это делаете? - выдавил сквозь стиснутые зубы Стоукхерст. - Собираетесь использовать ее потом в качестве козырной карты в какой-то своей игре? Или мстите мне за прошлое?