Павел приоткрыл дверь и заглянул в щелку. Его широкоскулое русское лицо озадаченно насупилось:

– Нет, ваша светлость, ее мачеха, герцогиня.

С глубоким изумлением Николай поднял брови. Тася не наносила ему визитов со времени его болезни семь лет назад, когда она выходила его, буквально вырвав из объятий смерти.

– Это должно оказаться интересным, - сказал он. - Проси.

Он пристально смотрел на дверь, пока Тася наконец не возникла на пороге. Лицо ее осунулось и было фарфорово-бледным. Как всегда, она держалась с безупречным достоинством и серьезностью. Сиреневое платье прекрасно подчеркивало серебристую голубизну ее глаз, ни один волосок не выбивался из гладкой прически. Точно так же она выглядела и в восемнадцать лет: изысканно отрешенная, горделивая и замкнутая… Она всегда казалась Николаю загадкой.

– Ты оделась в траурные цвета, - с легкой насмешкой произнес он, вставая при ее появлении. - Но ведь нынче настает время праздновать, кузина Тася. - Он махнул рукой в сторону стоящего рядом с кушеткой столика и предложил:

– Может быть, хочешь водки? Или закусок?

Тася покачала головой при виде серебряного подноса, полного милых русскому сердцу угощений: ломтиков хлеба с маслом и икрой, крохотных пирожков с мясом, прихотливо разложенных кусочков сельди, а также разных солений.

– Тогда присядь хотя бы, - пригласил Николай. Тася продолжала стоять.

– Ты мой должник, - наконец тихо проговорила она. - Ты признал этот долг много лет назад и сказал, что он перейдет к твоим детям и детям твоих детей. Ты считал, что я убила брата твоего Михаила… Из всех, кто требовал моей казни, твой голос был самым громким. Когда я бежала из России сюда, ты последовал за мной в Англию, похитил и вывез обратно в Санкт-Петербург. Ты хотел, чтобы я умерла, заплатив за преступление, которого не совершала.

– Я был не прав, - поспешно возразил Николай. - Обнаружив свою ошибку, я сделал все, что мог, чтобы ее исправить.

– А позже, - продолжала Тася тем же холодным голосом, - когда, высланный, ты приехал в Англию, полумертвый, потерявший желание жить, я заботилась о тебе, пока ты не поправился. Без моей помощи ты мог умереть.

– Я умер бы несомненно, - грубовато признал он.

– Я никогда не просила у тебя ничего взамен… до сих пор.

– Чего же ты просишь сейчас, кузина? - пробормотал Николай, прекрасно понимая, какая просьба последует.

– Не женись на Эмме. Покинь Англию навсегда и больше ни разу не встречайся с моей падчерицей.

– А каково будет ей? Как перенесет она, что ее бросили двое мужчин подряд… за такое короткое время?

– Эмма молода. Она сильнее, чем ты думаешь. Она скоро оправится.

Губы его искривились в полуусмешке:

– Не будь дурочкой. Если я сейчас уеду, она будет раздавлена. В лучшем случае навсегда перестанет верить мужчинам. Она возненавидит тебя и твоего самоуверенного английского мужа. Ты этого хочешь?

Самообладание Таси дрогнуло, гневный румянец окрасил щеки.

– Возможно, это окажется для нее лучше, чем день за днем гибнуть от тебя. Умирать по капельке, по кусочку, пока от нее ничего не останется!

– Я стану для Эммы лучшим мужем, чем любой из тех, кого она сможет заполучить.

– Да уж, хорош будет муж, - язвительно подтвердила Тася. - Муж, который искусно управлял ее поступками и в конце концов совратил ее. Едва могу дождаться, что дальше будет. Может быть, намерения у тебя, Николай, хорошие. Возможно, ты сумел себя убедить, что станешь достойным мужем. И все же ты только причинишь Эмме боль. Потому что изменить свою натуру не сможешь. Тебя навсегда искорежило прошлое, полное муки и ужаса. Многое случилось не по твоей вине, но дела это не меняет. Ты таков, какой есть. Я понимаю, почему ты хочешь Эмму. Она - сама доброта, и невинность, и сострадание, которых тебе не довелось испытать и прочувствовать. Ты намереваешься завладеть ею и держать подле себя наряду со всеми этими прекрасными сокровищами, которые собрал так любовно. Но я прошу тебя сейчас отдать мне свой долг чести. Ты должен оставить Эмму в покое.

Глаза Таси прожигали его насквозь. Они сверкали таким огнем, что Николай вынужден был отвернуться. Он сознавал справедливость ее просьбы и привык всегда платить свои долги. Это было делом чести и самоуважения. Но отдать Эмму?… Нет! Что угодно, только не это!

Тихий голос его нарушил хрупкую тишину:

– Я не могу!

Тася холодно улыбнулась, словно он еще раз подтвердил самые худшие ее подозрения.

– Ты просто себялюбивый негодяй, - прошептала она и покинула комнату.

* * *

Эмму удивило, как мало возражали ее родные против помолвки с Николаем Ангеловским. Разумеется, они попытались втолковать ей, как неразумно она себя ведет, но она встречала их уговоры ледяным молчанием. Если бы она уступила на дюйм, это поощрило бы их настаивать на своем, требовать, чтобы она поступала так, как хочется им. Ее упрямство подействовало. Отец и Тася, казалось, поняли, что она не откажется от брака с Ангеловским. В глубине души Эмма не сомневалась, что потом у нее будет полная возможность помириться с ними. Когда она благополучно выйдет за Николая и они увидят, как она довольна, то убедятся, что возражали зря.

Свадьба должна была состояться через шесть недель. Такая поспешность вызвала бурю сплетен.

Эмма не представляла себе, сколько удовольствия доставит ей реакция окружающих, особенно ревность и зависть женщин. Они приезжали с визитами, даже не пытаясь скрыть удивление тем, что Эмма сумела заполучить князя Николая Ангеловского, одного из самых заманчивых женихов в Европе.

– Но, дорогая моя, как вам это удалось? - поинтересовалась одна из въедливых светских дам, леди Сифорд, чья дочка была помолвлена всего лишь с каким-то графом. - Князь почти не смотрел даже на мою Александру, а ведь она - одна из самых очаровательных девушек этого сезона! Возможно, он заинтересовался вами потому, что состоит в родстве с вашей мачехой?

Эмма сдержанно улыбнулась:

– Он как-то сказал, что я напоминаю ему русских женщин.

Леди Сифорд задумчиво окинула ее взглядом поверх края чайной чашки.

– Я понятия не имела, что русские женщины такого, как бы это сказать, крепкого сложения. По-видимому, у моей милой Александры не было никаких шансов, она ведь такая изящная и миниатюрная.

Эмму передернуло от этого замечания, и Тася поспешила вмешаться.

– Русские женщины, леди Сифорд, славятся силой духа и живым, отважным характером, - проговорила она строго, глядя бесцеремонной гостье прямо в глаза. - Возможно, князь Николай увидел в Эмме именно эти качества и не заметил их в вашей милой Александре.

– Что ж! - Леди Сифорд оскорбленно поджала губы и замолкла.

Эмма благодарно улыбнулась Тасе. Хотя наедине мачеха продолжала возражать против брака, на людях она, как всегда, стояла за Эмму горой. Она даже отвезла ее к своему любимому портному, чтобы тот придумал необыкновенный фасон подвенечного платья. Его шили из шелка цвета слоновой кости, с высоким воротом и вставками из нежного старинного кружева. Вместе с Эммой Тася продумывала все детали церемонии, которая должна была состояться в часовне Саутгейт-Холла. Свадебный прием устраивали в белой с золотом бальной зале.