– Леха, убери их, они жгутся! – заорала Танюха.

А, так это горячие загробные парни! Я рванул в ванную, набрал в таз воды, прибежал, выплеснул... Послышались шипение и вой – самый наглый скелет, сидевший у Танюхи на коленке, потемнел и рассыпался. Получилось! Однако я совсем забыл про червя – этот времени зря не терял и под шумок кусал Танюху за руки. Час от часу не легче! Я сорвал с кровати плед и поймал в него скелета. Он визжал, отбрыкивался и все норовил обжечь меня раскаленно-угольными своими руками. С этим скелетом, как с мечом-кладенцом, я набросился на червя. Удар! Еще! Тварь зашипела, скукожилась и уже через минуту валялась под ногами безжизненным шлангом. Есть! А теперь зальем остальных горячих скелетов... Я рванул в ванную за очередной порцией воды и услышал, как в двери предательски скребется ключ. Мать! Как не вовремя-то, а...

Но самое противное, что мумия тоже ее услышал.

– Это кто ж к нам пришел?! – воскликнул он на радостях и даже выскочил в прихожую. Так и предстал перед матерью во всей своей красе: улыбка, бинты, вонища...

Мать, надо отдать ей должное, не растерялась:

– Это я хотела спросить, кто к нам пришел! Что за маскарад в непраздничные дни? А умываться ты умеешь, мальчик?

– За мальчика, конечно, спасибо... – смутился доктор, но тут же пришел в себя: – Да в вас, кажется, бес вселился! Нельзя так гостей встречать. Придется госпитализировать... – И он схватил маму, как куклу, под мышку, а затем рванул вниз по лестнице.

А я как стоял, так и остался стоять. Как дурак, с тазом, посреди коридора. За ним! Я выплеснул воду в сторону моей комнаты уже для порядка: краем глаза заметил, как очнувшаяся от паралича Танюха расфутболивает остывших скелетов. Видимо, Дупло так воодушевился приходом матери, что забыл и про мою сестру, и про свою армию.

– Бежим, он маму уносит! – позвал я Танюху.

– А то я не видела!

И мы побежали пешком по лестнице, забыв вызвать лифт. Сначала мы еще слышали топот Дупло и мамины вопли: «Мальчик, имей совесть! То, что ты ходишь в „качалку“, не дает тебе права использовать в качестве снарядов живых людей!» А потом хлопнула дверь подъезда. Мы вылетели на улицу только минуты через три – все-таки с тринадцатого этажа долго спускаться, особенно пешком, если кое-кто в суматохе тормозит и не вызывает лифт.

Я выскочил первым, глянул туда-сюда – доктора и след простыл. Впрочем, я и так знал, где его искать.

Во дворе на лавочке понуро сидел Серега.

– Дупло меня не пустил, – виновато сказал он. – Ноги как к земле приросли.

– Он в хоспис побежал, да? – набросилась на него Танюха. – Чего ж ты за ним не погнался, видел же, что он нашу мать уносит!

Серега ошарашенно помотал головой:

– Не видел. Вообще никто из вашего подъезда не выходил, пока я тут сижу. И не входил никто. Только сейчас вы выскочили, как сумасшедшие. Он вашу мать унес, да?

– Да! Балда! Странно, что ты не видел... Бежим в хоспис!

И мы побежали. То, что мы занимаемся ерундой, я понял еще на полдороге. Дупло так просто, подобру-поздорову, никого не отпустит из своего хосписа. А если и удастся мать вызволить – себе дороже будет. Док сказал: «Бес вселился», значит, он точно уже вселился. Бедная мама, небось, сейчас бегает по стенкам на пару с Ваном. И будет бегать, пока Дупло не скажет: «Выздоровела». Те же мысли, похоже, одолевали Серого с Танюхой. Тем не менее в клинику мы влетели на хорошей скорости, едва не снеся стойку «ресепшн».

– Добрый день, – приветливо встретила нас девушка на «ресепшн», вежливая, как автоответчик. – Пришли навестить маму? Второй этаж, первая дверь налево. Надеюсь, ей у нас нравится.

Мы поплелись на второй этаж искать первую дверь налево. Я уже знал, что увижу, и Серый с Танюхой, кажется, тоже. С мальчишками в палату маму, понятно, не положили, она сидела одна, как перст, и очень обрадовалась нашему появлению:

– Пришли, шалопаи? Ну-ка быстро руки мыть! И ноги! И шкаф! И полы! И уши! И уши соседа! И уши шкафа!..

Выглядела она не лучшим образом: прическа, которая еще полчаса назад была нормальной, превратилась в нечто почище «я упала с самосвала». Под глазами появились синяки и взгляд... Это не моя мать, это бес! Маленький, злобный. Сейчас ка-ак схватит! Мать действительно схватила меня и, зажав голову под мышкой, принялась от души шлепать.

– Опять с немытым шкафом пришел? Я тебя научу родину любить!

Силища шлепков тоже, кстати, была не женская. Еще парочка – и я вряд ли когда-нибудь смогу бегать. Я вывернулся и подло убежал. Серый с Танюхой – за мной.

Мы сидели на лавочке во дворе хосписа. Танюха всхлипывала, Серый угрюмо чесал в затылке. Я поерзал-поерзал и встал. Не могу сидеть, больно. Пускай смеются, если захочется. Но им, кажется, не хотелось. Первым очнулся Серый.

– Родственники, хорош нюни распускать! – ткнул он Танюху локтем. – Что делать будем?

Танюха всхлипнула особенно смачно и пожала плечами.

Что делать? Хороший вопрос. Мы пытались скрыться от мумии, пытались скрыть, что мы чувствуем, чтобы он не поставил очередной дурацкий диагноз, который к тому же сбывается. Мы отказывались от визитов к врачу, мы пытались замуровать его в саркофаге...

А если наплевать на диагнозы и не скрывать от дока ничего? Он ведь чувствует то же, что и мы. Как он тогда говорил? «Ты только разбежался, чтобы потом лбом о стенку стукнуться, а мне уже больно». Только он старенький, и много ему не надо. Что я переживу, того не переживет он.

Я поделился своей мыслью с народом. Серый сказал:

– Камикадзе!

Танюха:

– Чем же ты заболеешь? Холерой? Чумой? А сам как будешь лечиться?

Я сказал:

– Сейчас много чего лечат, не то что в древности.

Серый оживился:

– Например?

– Ну-у... Говорят, раньше и от гриппа умирали...

– А он там был, грипп твой, в Древней-то Греции? – с сомнением спросила Танюха.

– Ну почему обязательно в Греции? Дупло ведь и в Египте был, он жил в римскую эпоху, и в раннехристианскую, и в позднехристианскую...

– Это как?

– Неважно. Короче: я приношу ОРЗ, Серега – грипп, ты – свинку.

– С ума сошел? – Танюха покрутила пальцем у моего виска. – Свинкой я болела!

– Вот и я про то. Тебе часто подкидывают посидеть соседского Егорку, а у него свинка. Возьмешь на ручки и принесешь – тебе ничего не будет.

– Кто ж мне его «навынос» даст?

– Я верю в тебя, сестра!

Танюха удовлетворенно кивнула. Нет, иногда с ней все-таки можно ладить.

– Тогда я пошел в поликлинику, за гриппом, – встал со скамейки Серый. – Потусуюсь пару часиков в очереди – может, подхвачу. Ты, – он кивнул на меня, – иди мороженое лопать под ледяным душем. Танюха пусть выяснит, какие там планы у Егоркиных родителей, и напросится с ним посидеть. Созвонимся.