Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я поняла. Ты хочешь сказать, что я всё себе придумала, а на самом деле у меня всё в полном порядке. И никто меня не пугает, кроме меня самой. Мне нужно пить валериановые капли и больше бывать на воздухе. На этом самом загрязненном воздухе, — добавила я.
Но Марта вдруг посмотрела на меня очень серьезно:
— Вообще-то нет, — сказала она, — у тебя не всё в порядке. И я бы поменяла тут все пароли.
Она развернула ко мне монитор. Фотография на главной станице моего сайта выглядела точно так же, как та, что пару дней назад оказалась в горчичном конверте в моем почтовом ящике.
Директор музея изящных искусств был везучим человеком. Всё сложилось как нельзя лучше. Господин Львович не подвел, свел с правильными людьми, и всё прошло спокойно и гладко. Господин Лунц даже сам летал за океан и сидел на тот самом аукционе, в дальнем ряду, не отрывая взгляда от происходящего, и ничем, как ему казалось, не выдавая своего волнения, поминутно вытирал бусинки пота с лысины огромным платком в синюю клетку. Картина из тайника обрела нового хозяина. На аукционе он, разумеется, не показывался, но «достоверные источники правильных людей» Львовича заверили, что это более чем состоятельное частное лицо с большим трепетом относится к живописи и станет беречь свое новое обретение как зеницу ока.
А потом всё стало просто чудесно, настолько чудесно, что временами господину Лунцу начинало казаться, что на свете возможно абсолютно всё. И это «всё» вполне в его силах. Он чувствовал себя добрым волшебником, исполняя любые желания своей нежной нимфы. Он чувствовал себя юным, кудрявым и пылким. В его мечтах творились настоящие чудеса. Покупались роскошные виллы на злосчастных Мальдивах, совершались кругосветные путешествия, голландские ювелиры ограняли чистейшие алмазы, белокурая нимфа не сводила с господина Лунца искренних влюбленных глаз, понимала его с полуслова, а по вечерам нежными ручками жарила для него картошку с хрустящей промасленной корочкой и домашние сочные котлетки — как он любил. Хотя до сих пор она даже не научилась включать плиту, за ненадобностью. И, что уж совсем невероятно, в мечтах господина Лунца вдруг стали появляться розовощекие младенцы, а самое главное — таинственным, но абсолютно безобидным для всех образом вдруг бесследно исчезала куда-то его жена.
Директору музея изящных искусств нравилось предаваться мечтам. На работе он то и дело улыбался, и все сотрудники обратили внимание на то, что он стал лучше выглядеть и меньше потеть. Музей по-прежнему оставался в центре культурной жизни города, принимал престижные выставки, вывозил свои экспонаты в другие страны и был отмечен министром за особый вклад в воспитание подрастающего поколения.
Господин Лунц чувствовал себя невероятно уверенно. Похожий на ртуть Серж Кислый не подвел, и кентавр с птичьим ликом вернулся на изящный постамент в оговоренный срок, предварительно побывав в руках придирчивых музейных экспертов, как и было положено после плановой реставрации. Господину Лунцу в тот день хотелось скакать по музейным лестницам вприпрыжку, не скрывая восторга от того, как же ловко ему удалось обвести всех вокруг пальца. Он совершенно позабыл свой страх и даже стал заводить в самых разных кругах смелые разговоры о подделках и копиях. «Что за времена, — сокрушался он на экспертных советах в академии, — всем ведь известно, что тридцать процентов международного рынка искусства нынче — подделки, да, господа, подделки». «Сколько существует искусство, столько существуют подделки!» — провозглашал он на лекции перед студентами. «Да будет вам известно, что сам великий Микеланджело сделал однажды копию с греческой статуи, закопал ее в землю, чтобы состарить, а потом продал одному любителю древностей, выдав за античную», — рассказывал он любопытным детям, которых родители приводили в музей на воскресные занятия. Эксперту из Амстердама он припомнил, как его коллеги посчитали подделкой подлинник «Головы крестьянки» Ван Гога и оценили его в восемьдесят семь долларов, выставив на заштатный аукцион, где его с радостью купил какой-то японец. А однажды на крупной международной конференции директор музея и вовсе вступил в жаркую дискуссию с одним искусствоведом о том, что хорошо выполненную подделку невозможно распознать, даже прибегая к самым современным методам исследований.
О проданной картине господин Лунц старался не вспоминать, потому что от этих мыслей начинало неприятно сосать под ложечкой, даже когда он снимал со счета крупные суммы. Он запрещал своей совести просыпаться и строго говорил себе, что поступил правильно и свои решения он должен уважать. Как настоящий мужчина. Но, оставаясь директором музея изящных искусств, он, проходя по одному из залов своего музея, всегда смотрел на место между колоннами, где могла бы висеть картина, улетевшая за океан. Он знал, что никогда и никому не сможет рассказать, как примерял ее на эту стену и как у него тогда закололо сердце.
Через несколько дней за завтраком в гостиничном номере господин Лунц смотрел новости канала Си-эн-эн, быстро переключившись с канала Эм-ти-ви, пока прекрасная нимфа принимала душ. В одном из сюжетов новостей на экране появился сияющий от счастья мэр большого американского города, улыбаясь знаменитой голливудской улыбкой и повторяя слова благодарности от имени горожан и всего народа Америки. А потом камера взяла крупный план, и господин Лунц выплеснул на свои серые брюки с тонкой полоской сразу весь кофе из маленькой чашки. За спиной у мэра стояла картина. Та самая. А голос за кадром рассказывал об удивительном поступке одного очень состоятельного и при этом образованного, тонкого и прекрасного человека, мецената, который приобрел на тайном аукционе шедевр мировой живописи, давно считавшийся потерянным, и вместо того, чтобы любоваться им в своей спальне, передал в дар городу. Да что там городу — всей Америке. Всему миру.
У господина Лунца снова закололо сердце. Но он довольно быстро смог взять себя в руки. Ему не о чем волноваться. Львович был надежным человеком, и его люди гарантировали полную конфиденциальность, так что ни один сыщик не смог бы размотать клубок, ведущий от заокеанского аукциона под пол депозитария музея изящных искусств. Господину Лунцу абсолютно ничего не угрожало.
Разве что одна маленькая деталь. Зрительская аудитория канала Си-эн-эн составляла чуть более миллиарда зрителей. Господин Лунц был не единственным, кто видел тот выпуск новостей.
«Райская птица искушает и не стыдится. За это она заплатит».
— Вот, пожалуйста! Я же тебе говорила! Мне кто-то всё время шлет какую-то чушь! — Я показала Марте телефон. — Может, это один и тот же человек? И фотография, и ворона, и это…
Мы сидели у меня в мастерской. Я пыталась работать, а Марта пыталась меня успокаивать.
— Действительно, чушь… А другие сообщения про что? Много их было?
— Да тоже какая-то ерунда про птиц, про гнезда! Приходили раза три. Я их сразу стерла.
— Вот это ты зря, — вздохнула Марта. — Чем больше у нас доказательств, тем лучше. Надо наскрести что-то, чтобы в полиции нас не послали. А по номеру ты звонить не пробовала?