и хороший человек, но очень принципиальный. Да и увидеться с ним уже не удастся – следствие закончено. А может, через адвоката Павла Кондратьевича? Человек он, конечно, хороший, но какой-то вёрткий. Доверять ему, пожалуй, не стоит. Запросто может всё себе забрать. С кем ещё Константинов встречается? Конвоир Трофимыч? На него положиться можно. Если он возьмётся за это дело, то всё сделает правильно.

Константинов дождался того вечера, когда Трофимыч, а не другой конвоир, отстегнул ему шконку.

– Трофимыч, доброй ночи.

– И тебе хорошо выспаться.

– Ты сегодня всю ночь будешь дежурить?

– Да, один из наших ушёл в отпуск, так что придётся и мне подежурить.

– Трофимыч, зайди ко мне ночью, поговорить надо.

– О чём же мне с тобой говорить, горемычный?

– О жизни, Трофимыч, о жизни.

Трофимыч ничего не ответил. Молча вышел и замкнул дверь камеры. Константинов прилёг на свою постель, но спать не стал. Он ждал. Прошло, наверное, часа два, прежде чем услышал звук отмыкаемого замка. Константинов сел на шконку. Дверь камеры тихо приоткрылась и вошёл Трофимыч. Присел рядом.

– Что тебе не спится, горемычный? Совесть, наверное, спать не даёт.

– Не спится, Трофимыч. Остались дела незавершённые.

– Ничего. Скоро все твои дела завершатся на Страшном суде. Тяжек твой грех. Не будет тебе прощения, но всё равно нужно молиться и надеяться.

– Трофимыч, не умею я молиться, да и в Бога не верю.

– Это плохо. Без веры жить плохо. Была бы в тебе вера, не случилось бы этой беды.

– Я сам виноват, что случилось. Ни на кого свою вину не перекладываю.

– Чувствую смятение в твоей душе. Не упокоилась она. Покой тебе нужно найти. Легче станет и примешь свою участь безропотно. Почитать тебе нужно Священное Писание.

– Это ещё зачем? Ведь ты, Трофимыч, коммунист, наверное.

– Конечно, состою в партии. Но ещё я русский человек. А русскому человеку без Бога жить нельзя, особенно на такой службе. В следующее дежурство принесу тебе Евангелие. Почитаешь. Может, и найдёшь для себя ответы на свои вопросы.

– Принеси, Трофимыч, принеси, – Константинов замолчал, а затем добавил, – не для этого я просил тебя зайти. Дело у меня есть к тебе.

– Да какое же дело у тебя может быть? Все дела, как говорится, у прокурора.

– Остались у меня, Трофимыч, спрятанные деньги. Не нашли их ваши опера. Хочу их тебе отдать. Возьмёшь себе половину, остальные передашь моим детям и ещё одной женщине. Очень сильно я перед ними виноват.

– Это плохо, горемычный, очень плохо. Плохо, что не рассказал следователю. Значит, ты не полностью осознал свою вину. А свою вину перед близкими тебе людьми деньгами не искупишь. Не принесут они им счастья.

– Трофимыч, не говори так. Ты уже не молод, скоро, наверное, на пенсию. Деньги тебе очень пригодятся. А их там много закопано. Хватит тебе на безбедное житьё. И моим мальчишкам поможешь. Они ведь теперь останутся без алиментов. На что им жить? И ещё есть одна женщина, которая очень пострадала из-за меня. Она ни в чём не виновна. Она ничего не знала, – из глаз Константинова потекли слёзы, – Трофимыч, не отказывайся. Очень тебя прошу.

– Денег мне твоих не нужно. Плохие это деньги. И твоя жена и та, другая женщина, не обрадуются этим деньгам. Не обманывай себя. Не сделаешь ты их счастливыми. Эти деньги сделали несчастным тебя, также сделают несчастными и их. Получил ты их, сотворив великий грех. Так пусть же они сгниют в земле, – Трофимыч замолчал, а затем тихо добавил, – молись за них, за всех, кого обидел. Это принесёт им, да и тебе тоже, больше пользы.

Он встал и тихо вышел из камеры. Щёлкнул замок.

1.12. ТИМОФЕЕВ ВАЛЕНТИН ГРИГОРЬЕВИЧ

Сколько времени он провёл в тюрьме? Ответить на такой простой вопрос Константинову было очень сложно. Наверное, всю жизнь. Было ощущение, что никакой другой жизни и не было. Все воспоминания крутятся только вокруг его камеры. Она как бы стала центром его вселенной. Что было до тюрьмы вспоминать было всё труднее и труднее. Почему-то его память стала очень избирательной. Он очень точно мог вспомнить любой допрос, о чём его спрашивали, что он отвечал, но с большим трудом вспоминалось то, что было до тюрьмы. И если жизнь после той злополучной встречи с Владимиром Петровичем была как-то понятна, о ней пришлось вспоминать достаточно подробно на допросах, то жизнь до того, как он стал предателем, стала забываться полностью. Он не мог вспомнить ничего из своего детства, как будто его и не было никогда. Какими были его папа и мама? Он не мог вспомнить их образов, не мог вспомнить, как они жили. От этого ему становилось очень страшно. Казалось, что камера высосала из него все воспоминания о его прошлой жизни. Жизнь как бы разделилась на множество других жизней. Была жизнь Юрочки Константинова, о которой он, как оказалось, ничего не помнил. Была жизнь Юры Константинова, когда он учился в институте, участвовал в КВН, ездил в студенческие строительные отряды. Был Юрий Иванович Константинов, младший научный сотрудник института, работой в котором он очень гордился. А сейчас он гражданин Константинов, предатель и изменник, ожидающий своей смерти. Это были жизни совершенно разных людей, которых ничего не связывает между собой. Они жили в каких-то других, параллельных реальностях. И если первые дни после ареста он постоянно вспоминал о своей прежней жизни, вспоминал до слёз, до истерики, то теперь она, прежняя жизнь, ушла от него. Во время ночных бессонниц он пытался вспоминать ту, свою жизнь, когда он был независим от дяди Коли, когда был молод и влюблён, увлечён работой. Но с каждым разом это было делать всё труднее и труднее. Исчезли краски жизни. Она стала какой-то чёрно-белой. Его детство стало ярким белым пятном, в котором он не различал детали. Они все смазались. Видимо, чёрная краска теперешней жизни настолько контрастно высветила его прошлое, что разобрать, как там было, уже не получалось.

Единственное, что его связывало с прошлой жизнью, была маленькая фотография его сыновей. Фотографию передал Трофимыч. Однажды он вошёл в камеру перед ужином, присел на стул и вытащил её из кармана гимнастёрки. «Это тебе, горемычный, передал Павел Кондратьевич. Правда, ему этого сделать не разрешили, поэтому он передал через меня. Так что фото спрячь хорошенько, если вдруг найдут, у меня будут неприятности», – сказал Трофимыч и отдал фотографию. Константинов хранил её в книге «Анна Каренина», которую получил из библиотеки. На ней были его сыновья, его мальчики.