Квартиру тетя оставила Стасику новехонькую, на какой-то чудовищной окраине, название которой не выговорить. Она в нее едва переехала – их «хрущобу» должны были сносить по плану правительства Москвы и дали жителям старой пятиэтажки квартиры в новом доме. Еще дальше от метро, чем раньше. Но тетя успела квартиру приватизировать. И вот теперь Стасик ее унаследовал.

Дорога вышла Стасику почти в два часа, с учетом поиска примитивной новостройки, приткнувшейся задом к какому-то мусорному пустырю. Сверившись с адресом и убедившись, что именно это чудо современной архитектуры ему нужно, Стасик направился к первому подъезду.

– Федька! – окликнул его какой-то пьянчуга у подъезда. – Ты, что ль?

– Нет, не я, – глупо ответил Стасик и хотел было поправиться: «То есть, я не Федя», но мужичонка не дал ему договорить. Он от души хлопнул Стасика по плечу.

– А я смотрю – ты или не ты? От, мать честная, никогда бы не узнал! Бороду отрастил, да и ваще, вырос… А я тебя сбоку увидел, сбоку и узнал. А попадись бы ты мне лицом вперед – ни за что бы! А ты что ж, меня не признал? Я ж сосед ваш, из четырнадцатой! Дядя Петя! Мамка твоя еще к моей супружнице ходила за солью… А тебя, пацана, я самолетики бумажные учил делать! А? Признаешь? – И мужичок нежно дыхнул Стасику в лицо перегаром.

Стасик поморщился:

– Вы меня с кем-то путаете. Я не Федя. И здесь никогда не жил.

– Прра-ально, мы все здесь не жили. Нас тут всех переселили. А на месте нашего дома знаешь что будут строить? Коттежды. Это такие дома инвидуальные… Да ты бы рассказал, как живешь-то! Как мамка? Ты женился или как? – Мужичок упорно норовил похлопать Стасика по плечу.

Тот брезгливо отстранился.

– Я не Федя, – отчеканил он. – Я никогда не жил ни в этом, ни в старом доме и вообще никогда не бывал в этом районе. Вы меня с кем-то путаете.

– Да брось… – недоверчиво протянул мужичок. – Что, старых соседей чураешься, да? Пьяненький я, да? Не нравится? А я вот пьяненький, а что тут такого… Моя-то, Рая – помнишь? – умерла…

Мужичок всхлипнул.

– Я вам повторяю: я не знаю вас, не знаю Раю, никогда не жил здесь. Сочувствую по поводу смерти вашей жены… Но… Позвольте пройти.

Он отодвинул мужичонку плечом и шагнул в подъезд.

– Во сука, блин, загордился! – донеслось ему вдогонку.

Осмотрев крошечную квартиру, Стасик предался размышлениям о том, как наилучшим образом распорядиться негаданным, хоть и маленьким, наследством. Как ему сейчас нужна была Галка с ее трезвым, практическим умом, с ее деловой хваткой! Но Галка не желала с ним разговаривать, и Стасик чувствовал, как в нем зреет обида.

Покидая новостройку, он пересек двор с предосторожностями, не желая снова нарваться на поддатого мужичка. Но мужичка уже нигде не было видно, и Стасик благополучно забыл о его существовании.

На следующий день после работы Стасик в хлопотах о своем сайте на Интернете поехал на Ленинский проспект, к магазину «1000 мелочей», где возле рынка притулился киоск с компьютерными компакт-дисками. Этим пиратированным богатством заведовал всезнающий и любезный парнишка, охотно дающий советы, которые – в этом Стасик убедился на деле – всегда потом оправдывали себя.

Переговорив с парнишкой и заполучив искомую программу в руки, Стасик решил прогуляться по проспекту. Домой, в одинокую квартиру, к своим опостылевшим стенам, не хотелось. Галя, как оказалось, в его жизни занимала куда больше места, чем он представлял… Их ссора больно ранила Стасика. Особенно ее недоверие! Как может Галка, всегда такая чуткая к его проблемам, подозревать Стасика во лжи! Она обиделась, она не хочет с ним разговаривать, и это теперь, когда он так нуждается в ее участии и советах! С ним такое случается в последнее время, что он с ума сходит, – а она просто бросила его! Одного! В беде! Да он до сих пор от ангины не выздоровел! Сидит на антибиотиках! А она даже не спросила, как он себя чувствует!

Стасик брел по улице, лелея свои обиды и робкое негодование, и даже не замечал, как, погруженный в невеселые мысли, горестно качает головой и шумно вздыхает, вызывая любопытство прохожих…

Неожиданно его внимание привлекла нога. Нога была выпущена из дверцы небольшой серебристо-голубой машины – «Фольксвагена», кажется, – да какая нога! В золотистом чулке, обутая в короткий сапожок – или в высокий ботинок? – она имела на редкость совершенную форму. Вторая нога, показавшаяся спустя мгновение, подтвердила правильность первоначального впечатления. Затем подался вперед задик, прикрытый шубкой, – обладательница всего этого добра выбиралась таким образом с пассажирского сиденья, на котором перед тем стояла одной коленкой, что-то ища в «бардачке». Наконец девушка – а кто же это еще мог быть с такими ногами? – выпросталась из дверцы и разогнулась, тряхнув темными волосами. Крошечная шапочка держалась на ее макушке в очевидном противоречии с законами физики.

Стасик не без любопытства заглянул девушке в лицо: оно было весьма миловидным, но, что куда более важно, оно было на редкость выразительным. Яркие синие глаза, картинный разлет черных бровей, великолепно очерченный, благородный подбородок – Стасик, как художник, не мог не оценить этой внешности, которая так и просилась на полотно. Будь он портретистом, непременно попросил бы незнакомку попозировать…

Девушка поймала его любопытный взгляд, и личико ее нахмурилось. Стасик смутился, отвернулся и заторопился дальше.

– Убийца! – вдруг услышал он за своей спиной тихий и гневный выдох.

Он подумал, что ослышался. Но все же обернулся. Девушка стояла посреди тротуара, напротив Стасика, и смотрела на него.

– Убийца! – звонко выкрикнула она. – Остановите его, это убийца!

Стасик даже оглянулся по сторонам, не понимая, к кому обращается девушка. Но рядом никого не было: он стоял один посреди тротуара, и девушка смотрела прямо ему в глаза. Хуже того, она выбросила вперед руку в лайковой перчатке, и ее пальчик указывал на Стасика.

– Вы что, девушка? – растерянно пробормотал он, отступая, будто не пальчик был направлен в его грудь, а дуло пистолета. – В самом деле, с чего вы взяли…

Прохожие начали притормаживать, с любопытством глядя на эту сцену.

Осознав, что он оказался в пяти метрах от троллейбусной остановки, у которой как раз притормозил троллейбус, Стасик припустился рысью и с бьющимся сердцем запрыгнул на подножку. Прошипели, закрываясь, двери, и Стасик, удаляясь, видел в заднее стекло, как девушка что-то возбужденно говорит столпившимся людям, указывая вслед троллейбусу…

До самого дома Стасик не мог успокоить сердцебиения. Он долго и безнадежно перебирал в уме все странности, случившиеся с ним за последние месяцы; припомнил и кочевавшие по его карманам вещи, и хрустящие звезды на крыше, и замерзшую лавочку на Пушкинской, и неведомо кем переставленную мебель в квартире, и румяную девчушку из «Вашего домового», и подвал с «бомжихой», и прокуренный притон геев-наркоманов, и пересвист вампиров на кладбище… И все увенчалось чем? Тем, что сегодня его назвали убийцей!