что если он сейчас же не вернется в зал, то ты его убьешь.

— Все так серьезно?

— Очень и давай ракетой. Жду.

Рязанцев взял со стола бокал с виски и быстро спустился вниз. В это время оркестр грянул «Канкан». Айгуль ждала на кухне. Ловко поставив на разнос фужеры и бокал с виски, она спросила:

— Где журналист?

— Сейчас будет. Иди к бару и жди там. По пути передай конферансье чтобы артисты повторили номер на бис.

— А он…

— Добавь, что это моя большая просьба. Думаю, этого будет достаточно.

— А если журналист на появится?

— Тогда тост будет произносить директор ресторана. Кстати, он стоит на выходе в зал, попроси его, чтобы прошел ко мне на кухню. Дальше все по сценарию.

В это время ожила рация:

— Он пьян, — доложил Каиров.

— Срочно попроси кого-нибудь с ресепшена накапать в стакан воды 5–6 капель нашатыря и заставь его выпить. После этого тащи в туалетную комнату умой его холодной водой и сильно разотри уши. Как понял?

— Выполняю.

На кухне появился директор и вопросительно посмотрел на Рязанцева.

— Ашот Арутюнович, — начал капитан, стараясь перекричать оркестр. — Пришло время произнести тост за советско-американскую дружбу. Лучше вас никто с этим не справится.

— Но я не готов? — заартачился директор.

— Армянин не готов сказать тост? Это что новый анекдот? — недобро усмехнулся капитан.

— Но что подумает руководство области и другие гости? — продолжал протестовать директор.

— Эти мелкие проблемы оставьте мне. И потом, тост гостеприимного хозяина всегда венчает торжественное застолье. Или я не прав? — уже с явной угрозой спросил Рязанцев.

— Я не знаю…, — начал сдаваться Ашот Арутюнович.

— Идите готовьтесь, пожалуйста. Выберите напиток, соберитесь с мыслями и как только закончится выступление артистов начинайте. И главное попросите всех выпить до дна в знак искренности намерений, как у нас принято.

— Хорошо, но…

— Идите, идите, Ашот Арутюнович. Вам зачтется. Обещаю, что ОБХСС год вами интересоваться не будет.

Вновь послышались позывные рации:

— Первый, журналисту плохо, но он потихоньку начинает соображать.

— Дай ему рацию.

— Слушаю, — послышался слабый голос Марека.

— Ты меня хорошо слышишь? — гневно прорычал Рязанцев.

— Не очень… Мне плохо…

— Так вот, ублюдок, иди в зал и расскажи дяде, что ты делегировал последний тост хозяину ресторана, так как плохо себя чувствуешь.

— Он меня убьет…

— Не убьет, а я тебя точно посажу, как и обещал, — с угрозой заверил капитан.

— Ну, Макс…, — взмолился журналист.

— Передай рацию Каирову.

— Слушаю, — сообщил прапорщик.

— Встряхни его как следует и под конвоем доставь к столу, где сидит руководство обкома партии. Дядю Марека знаешь?

— Видел…

— Вот прямо к нему. Проследи, чтобы Марек хоть что-нибудь говорил. Артисты стараются так, что почти ничего слышно не будет.

— А если журналист не будет говорить?

— Пни его побольней или руку сожми, но, чтобы незаметно, пусть хоть заматерится что ли. Лишь бы не молчал. Продержитесь возле дяди пока директор ресторана не начнет говорить тост. После этого оставь Марека дяде, а сам ретируйся. Все понял?

— Не совсем…

— Иди выполняй. Нам главное, чтобы Марек отвлек распорядителей банкета до начала тоста директора. Действуй. Рацию не отключай.

Дальше все пошло по новому плану. Балет варьете повторил номер на бис, директор ресторана под удивленные взгляды руководства обкома партии произнес пышный тост, Айгуль раздала шампанское. Вот только Милнер бокал с виски не взял. Официантка поставила его на стол рядом с американцем и удалилась. Все присутствующие, кроме Милнера выпили.

Рязанцев стоял в кабинете директора и напряженно смотрел как руководство советской и американской делегаций прощаются как будто навсегда, хотя утром им вместе ехать в сторону полигона. Все участники застолья вышли из-за столов, перемешались, громко говорили и смеялись. Кто-то пил с коллегами «на посошок», но большая часть гостей потихоньку двигалась к выходу из зала. Только Милнер сидел и смотрел на все это отрешенным взглядом. «Похоже, — подумал Рязанцев, — наш объект уже попрощался с руководством и ждет пока все покинут зал, чтобы еще раз проверить возможные пути отхода. Но если он не выпьет виски, нам с Каировым придется ох как тяжело». Наконец Милнер протянул руку и взяв бокал с виски внимательно посмотрел его на свет.

— Ну, давай, давай пей, ну чего же ты, — шептал Рязанцев заклиная американца. — Тебе же сейчас идти убивать людей, а это трудная работа. Давай, Джон…

Милнер нехотя поднял бокал к чуть приоткрытому рту и начал медленно цедить виски сквозь зубы.

Рязанцев нажал тангенту и приказал Каирову:

— Следи за Милнером, иди за ним вплотную. Ему очень скоро понадобится помощь. Тихо подхватишь его и доставишь в номер. На обратном пути предупреди дежурную по этажу, что мистер Милнер плохо себя чувствует и просил его не беспокоить. Жди меня на аварийной лестнице. Я скоро буду.

— Принято.

— Выполняй.

Милнер цедил виски и успокаивал себя, настраивал на самый опасный этап завершающейся операции. «Все пока идет хорошо. Первую часть «Ящика Пандоры» «Орнитолог» отработал блестяще. Направил русских контрразведчиков в номер сотрудника ЦРУ копаться в ничего не значащих бумагах, напечатанных на принтере Снайдера и продержал там сколько было необходимо. Зачистил гостиницу, где живет американская делегация от засилья контрразведчиков, но как он поведет себя на смертельно опасном заключительном этапе совершенно не ясно».

Джон посмотрел на часы и начал вставать из-за стола. «Надо успеть все сделать до того, как руководитель делегации ляжет спать. По прогнозам этого умника Райдера оружие мне должны доставить в самое ближайшее время…».

И вдруг Милнер почувствовал легкую слабость, которая вмиг сделала ноги какими-то ватными. Джон попытался растереть их энергичными движениями по бедрам и икрам, но тело постепенно становилось неуправляемым. «Значит в последний бокал с виски что-то было подсыпано», — догадался Милнер и насколько мог, быстро двинулся к лифту. «Надо успеть вколоть антидот. Отравить меня они не могли. Еще один скандал с дипломатом им не нужен… Хотя нас это никогда не останавливало. И все-таки судя по реакции организма — это снотворное. Если простое, то ничего страшного…». «Черт почему так медленно движется этот лифт?». Милнер чувствовал, как слабеют руки и начинают «тяжелеть» веки, но на автопилоте он буквально вывалился из лифтовой кабины, добрался до номера, достал из кейса аптечку, извлек из нее розоватый шприц-тюбик, с размаху воткнул иголку сквозь брюки в бедро и выдавил содержимое. Он ждал несколько секунд, но облегчения не наступало. Милнер хотел подняться с дивана и позвонить помощнику, но не успел. Уронив аптечку, он откинулся на спинку дивана и застыл в позе человека, вернувшегося с вечеринки и раздумывающего, что делать дальше, но внезапно