– За что она так тебя?

– Жизнь у нее тяжелая, вот она на всех и кидается. Счастливый человек другим зла не желает.

– Ух ты! Маленький философ, – усмехнулась я. Потом поправилась: – Прости, что назвала тебя маленьким. Сколько тебе лет, если не секрет?

– Не секрет, двенадцать, – он немного помолчал и добавил: – Будет в сентябре.

– Ты сам находишь эти раковины?

– Нет, – паренек как-то грустно вздохнул, – это коллекция моей бабушки. Мне ее очень жалко продавать, но иначе нам с дедушкой и не выжить. Пенсия маленькая у него, подрабатывать он не может в полную силу. Вот и приходится продавать. Хотя самое красивое я убрал на память. Дедушке сказал, что продал, а сам просто не стал тратить деньги, которые он мне дал на школьный обед.

С такой откровенностью я встречалась впервые. И было видно, что паренек рассказывает это не с целью меня разжалобить, он просто констатирует факт.

Меня восхитило его поведение, и я сказала:

– Ты знаешь, сейчас я у тебя ничего не куплю, потому что иду на одну встречу, а вот завтра…

– Все так говорят, – грустно улыбнулся юный продавец. – И еще никто не возвращался.

– Понимаю. Но не все же люди врут. Давай сделаем вот как. Мне очень понравилась раковина, что я сейчас держу. Она словно живая, что ли. От нее тепло идет.

Мальчик поднял на меня глаза, в которых читался интерес:

– Вы первая, кто так говорит. Вы ее почувствовали.

– Смотри, – перебила я его, – сколько она стоит? Я даю тебе за нее деньги, а ты принесешь ее сегодня вечером к «Авеню Плаза», договорились?

– Вы мне доверяете? Вы же меня видите в первый раз. А вдруг не принесу?

– Тогда это будет на твоей совести. Так сколько ты за нее хочешь?

– Пятьсот рублей, – выпалил парнишка.

Я достала крохотный бумажник, выудила из него тысячу, протянула ее.

– Блин, у меня сдачи не будет. Посмотрите ровно пятьсот?

– А сдачи и не надо. Вторые пятьсот за доставку. Чтоб уж точно не было повода не приходить.

Паренек, не веря своим глазам, протянул руку к купюре, потом отдернул ее, потом все-таки взял.

– Спасибо! Огромное спасибо! Этого как раз хватит бабушке на лекарство, – паренек был таким счастливым, что весь сиял.

– На здоровье! Не забудь принести. «Авеню Плаза», девять вечера. Надеюсь, к этому времени мы уже будем на месте.

– А куда вы направляетесь?

– В сафари-парк.

– Эх, вам надо было не по нашей, а по соседней улице идти. Она не так петляет и выходит прямиком к центральному входу.

– Спасибо за подсказку.

Я стала осматриваться, выискивая Митю. Но долго этого делать не пришлось, так как он сам шел мне навстречу:

– Женя, двигаем быстрее назад.

– Я и сама хотела это предложить. Что, приобрел себе зуб акулы?

– Ага, а еще и навязчивую собеседницу.

– Сам виноват, – рассмеялась я, когда мы чуть ли не бегом спускались по улице в обратном направлении.

Я сказала Мите о том, что соседняя улица приведет нас к сафари-парку, и предложила не спеша пойти по ней.

– Давай. А то, по рассказам этой тетушки, я понял, что это просто огромный рынок. Сложно подсчитать его протяженность, потому что продавцы становятся у жилых домов, вешая вещи прямо на заборы и деревья, а сами стоят с двух сторон у дороги. Тут, оказывается, в каждом переулке есть еще этакая дополнительная линия стихийной торговли.

– О-о-о, так ты теперь эксперт по блошиным рынкам?

– Шутница! Почти. Короче, слушай. На рынке дальше по улице в основном одежда и обувь. Я издалека так посмотрел: просто груды, ворохи, горы, кучи, одежды и в основном неновой. Одежду и обувь я совершенно не рассматривал, поэтому не берусь судить о ее качестве. Книг и пластинок там почти нет. Зато есть видеокассеты, видеомагнитофоны и диски с фильмами.

У меня загорелись глаза:

– Серьезно? Эх, как я могла мимо такого пройти. Давай вернемся?

– Ты же не хотела.

Мы остановились. Я разрывалась на части. Одна часть меня твердила, что нужно бросить глупости и заняться делом, вторая тянула меня туда, где я могу откопать что-то интересное для своей коллекции фильмов.

В этот момент я услышала топот и обернулась: к нам бежал ракушечный паренек. Так я его окрестила про себя.

– Тетенька, тетенька, я придумал! Вот, возьмите, – и он протянул мне небольшую фигурку. Это был брелок в виде бело-красного старинного маяка.

– Спасибо тебе. Мог бы не бежать, а если хотелось подарить – вечером бы отдал.

– Я просто подумал, что маяк вам нужнее, чем мне будет. Пусть он вам поможет. Дедушка всегда говорил, что это связь с ним. Когда я держу этот маленький маяк в руках, то дедушка держит большой.

– Каким образом? – не поняла я.

– Мой дедушка был смотрителем на Сорочинском маяке. Он самый большой в нашей стране и самый старый.

– О, я много о нем читала, а вчера даже видела его почти что рядом.

– Да? Тогда точно я правильно все сделал. Дедушка сказал, что если я захочу помочь кому-то, то я почувствую. От человека будет сигнал. А вы сегодня сказали про раковины так же, как и дедушка.

– То, что они живые?

– Да. Все, я побежал. До вечера, – парнишка махнул рукой и пустился бегом назад, ловко одолевая подъем, словно его там никогда и не было.

– Интересный паренек, – сказал Митя, который не вклинивался в нашу беседу.

– Угу, – согласилась я. – Что, пойдем дальше? Рассказывай, эксперт по блошиным рынкам, что еще интересного ты узнал? Кстати, напомни, чтоб на обратном пути мы сюда заглянули. Ты меня все-таки дисками и кассетами заинтриговал.

– Здесь, как и на любом другом птичьем рынке, много винтажных штучек и мелочовки, даже раритета и декора. Нумизматы и коллекционеры в таких местах частые гости, даже скажу больше – постоянные посетители. И ты знаешь, те продавцы, что продают вот такую старину, не боятся назначать цену своему товару. Когда они ее озвучивают, иногда хочется спросить, не телефонный ли номер они сейчас продиктовали.

– Даже так? – засмеялась я.

– Ну, это я утрирую. Но иногда все равно брови поднимаются от удивления.

– А какие-нибудь мастера, рукодельницы бывают в качестве продавцов на таких рынках?

– Редко. Хотя, знаешь, иногда стоят мастера резьбы по дереву, художественной ковки, вязальщицы бывают. Все в основном пожилые. Они и товар раскладывают, и тут же при тебе что-то вяжут, плетут, закручивают. В общем, мастер-класс целый показывают. Правда, без участников. Они тут все друг друга знают. Ощущение, что это какая-то огромная семья.

– Они тут что, с самого утра торчат?