– «Хват», – сказал он, – это еще как-то туда-сюда. А вот «перехват» – это круто!

Викина роль была не опасна. Но и не проста. Она должна была проследить за отцом. Как только он изготовит схему здания и соберется выйти из дома, Вика тут же сообщает нам об этом условной фразой.

– Знаешь, Дим, – сказал мне Алешка, – мне вдруг нашего папу стало жалко.

Я сначала чуть не упал, а потом чуть не подпрыгнул.

– А маму тебе не жалко?

– И маму жалко. Но папу больше. Мама, Дим, с нормальными людьми общается: с папой, с нами, с подружкой Зинкой. А папа – с преступниками. А они, Дим, бывают разные. Одни – такие, что я их ногами бы растоптал! А другие, Дим, не очень-то и виноваты. Ты понимаешь? А папе приходится с ними разбираться и сажать их в тюрьму. У него, наверное, из-за них каждый раз сердце болит.

Ни фига себе – заявочка! Мне бы и в голову такое не пришло. Хотя… если глубоко задуматься… Лучше не задумываться.

– Тебе Славика жалко?

– Он дурак, Дим. А дураков всегда жалко.

Вот и поговорили.

Хорошо, что затрезвонил телефон.

Алешка схватил трубку и услышал «знаковую» фразу:

– Я тебя умоляю!

– На чем? – задал он дикий вопрос.

И ответ был ему под стать:

– На машине.

Она его умоляет на машине! Я, наверное, так громко хлопал глазами, что мама прибежала из кухни и сердито спросила:

– Опять форточку не закрыли? Что у вас тут стучит?

– Это стучит Димино сердце, – сказал Алешка. – Я тебя умоляю.

– На машине, – тупо добавил я.

– Мам, – сказал Алешка. – Мы – в школу.

– Что вдруг?

– Полы мыть. У нас поломойка сломалась. Как раз в нашем классе. Димка сказал, что он помоет.

– Вы бы дома что-нибудь почаще мыли, – вздохнула мама. – Уши, что ли.

Когда мама ушла на кухню, Алешка тут же позвонил в школу:

– Васек, ты готов?

– Всегда готов!

– Подавай к нашему подъезду.

– Есть, командир.

– А полы мыть? – тупо спросил я.

– Потом помоешь. После Нового года.

– Куда едем, командир?

– В Малаховку.

– Нет проблем. Я там неподалеку на летчика учился.

– Из тебя, Васек, хороший летчик получился, – похвалил его с тайной мыслью Алешка. – А вот какой ты водитель – будущее покажет.

Мы сидели в машине Васька, недалеко от Викиного подъезда, и не сводили глаз с красного «Форда», возле которого суетился Славик. Он протирал стекла, проверял работу «дворников» и все время поглядывал по сторонам, думая, что делает это незаметно.

Когда вдруг вдали показался наш участковый, Славик застыл возле раскрытой дверцы и, как кролик, завороженный змеей, неотрывно смотрел на его приближение.

Участковый прошел мимо, вежливо поздоровавшись, а Славик долго провожал его взглядом и даже как бы сделал легкое движение ему вслед. Но он остановил это движение, махнул рукой и сел за руль. «Форд» проехал вдоль дома и скрылся за его углом.

– Садимся на хвост, – весело сказал Васек и тоже тронул машину.

Я думал, что «ехать хвостом» – это означает пристроиться почти вплотную к багажнику преследуемой машины и повторять все ее маневры. Но оказалось, все совсем не так. Хвост хвостом, но ведь водитель, за которым ведется преследование, не должен этого заметить.

Васек то нагонял «Форд», то обходил его, то прятался за попутные машины, то, как мне казалось, безнадежно отставал, но Славика мы ни на минуту не теряли из виду. Куда ни посмотришь – вперед, назад, в сторону – везде маячит красивая красная машина.

Но вот когда мы влились в плотный поток на Рязанском шоссе, ситуация изменилась. Васек «повертелся» меж попутными и встречными машинами, а потом сказал:

– И что мы вертимся? Он же в Малаховку едет, факт. И куда он денется? Лучше мы его там подождем. Леха, нет возражений? Что нам будущее показывает?

– Я согласен, – важно кивнул Алешка. – Идем на обгон.

На обгон мы не пошли. Васек свернул куда-то, покрутился между домами, нашел какое-то узенькое пустое шоссе и газанул по нему:

– Огородами проберемся. Тайными тропами.

– А вам больная нога не мешает? – спросил я.

– Когда я за рулем или за штурвалом, мне ничего не мешает.

– Не дергайся, – вдруг сказал Алешка и шлепнул себя по карману.

– А я и не дергаюсь, – удивился Васек.

– Это я не тебе. Это я еще одному своему человеку.

…Будущее показало: в Малаховку мы приехали раньше шпиона Славика. Машину с Васьком мы оставили на стоянке, а сами помчались к мостику.

По осеннему времени, по близости к вечеру, здесь оказалось довольно безлюдно – спрятаться было негде. Хорошо еще, что на краю моста топтались оба коммерсанта: бабуля с семечками и дед с шустрыми раками. Они бурно беседовали, наверное, об Америке: водятся ли там раки и почем семечки?

Мы их обошли, поздоровавшись, и пристроились позади. Если не особо приглядываться, не больно-то нас и заметишь. Но Славик как раз будет приглядываться особо. И сразу нас опознает. И весь наш «Перехват» свалится с моста и уплывет в дальние края.

Что было делать! Мы отошли подальше и прислонились к отдельно росшему дубовому дереву лиственной породы. Отсюда нам хорошо было видно, как бабуля кормит раков семечками, но четвертый столбик перил просматривался слабовато.

– Это не страшно, Дим, – сказал Алешка. – Главное – чтобы он приехал.

Славик приехал. Подогнал машину почти вплотную к мостику.

– Боится, – прошептал мне Алешка. – Смотри как следует!

Славик вышел из машины, надел шляпу и прошелся по мостику, купил семечек. Пошел обратно. У четвертого столбика остановился и защелкал семечками, сплевывая шелуху в воду. Это продолжалось довольно долго.

– Он что, – зашипел Алешка мне в ухо, – за семечками приехал?

Не за семечками. Славик нервно заозирался. Потом рывком вытащил из столбика затычку (обертку «Аленки»), что-то сунул в дырку и вернул Аленку на место. И быстро зашагал к машине. И тут же уехал.

Мы отделились от лиственного дерева и дунули на мост. Алешка обогнал меня. И проделал ту же операцию. Выдернул «Аленку», что-то выхватил изнутри, что-то впихнул внутрь и вернул «Аленку» на место.

– Все, – сказал он, обернувшись ко мне.

Ловушка захлопнулась. Я вас умоляю! А в засаду я своего человека посадил.

Теперь оставалось самое сложное. А именно: уловить тот момент, когда мистер Игл сподобится вынуть донесение Славика из «заначки». Не могли же мы сутками сидеть на мосту! Задача немного упрощалась тем, что «выемка писем» предполагалась два раза в неделю – во вторник и четверг с шести вечера до половины седьмого. Это уже легче.