— Да, трудно представить, что твой ребенок уже сам стал родителем. К тому же я всегда боялась… Понимаешь, дорогая, мы с твоим дедушкой были и остаемся друг для друга всем. Мы очень старались, чтобы твоя мама никогда не чувствовала себя лишней в нашей семье. Думаю, нам это удалось… Но все равно, она выросла очень чувствительной. С одной стороны, она так мало знала жизнь, поэтому в своих представлениях о людях, особенно мужчинах, руководствовалась тем, что видела дома. Она никогда не сталкивалась в мужчинах ни с чем, кроме преданности и тонкости. Поэтому сделала вывод, что все мужчины таковы. Обычно молодые люди боятся, что старшие будут мешать им жить по своему вкусу, и зачастую боятся вполне справедливо. И вот она… пошла туда, куда позвало ее сердце. — Грустный голос бабушки замер.

Серена присела на кровать и взяла старую даму за руку.

— Пожалуйста, прошу вас, не расстраивайтесь так, — нежно сказала она. — Она была такой хорошей матерью и все прекрасно понимала. Я уверена, что, какая бы причина ни удерживала ее от примирения с вами, это была не обида.

Миссис Лоудхэм сжала ее руку.

— Благослови тебя Бог, дитя мое! — с благодарностью прошептала она, а потом весело сказала: — А теперь расскажи мне о себе, деточка. Эверетт нам кое-что рассказывал, но вкратце. А мне интересно узнать все от тебя самой. Расскажи мне, чем ты любишь заниматься, и вообще, какие у тебя вкусы и пристрастия в жизни? Расскажи мне все… есть ли у тебя кто-нибудь…

Серена не хотела обидеть добрую старушку, но в то же время понимала, как нелегко будет ей пройти через эти расспросы, не сказав ничего лишнего. В этот момент снизу, к ее облегчению, раздался голос деда:

— Мадлен! Дорогая, ты не можешь спуститься? Никак не найду мои очки…

Миссис Лоудхэм ласково рассмеялась:

— Вечно он теряет очки — на моей памяти он никогда их еще не мог найти сам. Странно, правда, — такой ученый человек, а такой растяпа. Иду, Ричард! — крикнула она.

Оставшись одна, Серена подошла к окну и постояла, глядя в сад. Наверное, ее мама когда-то часто так стояла и видела то же, что видит сейчас она: деревушку, утопающую в зелени, а по другую сторону — Лондонское шоссе. Но шоссе было довольно далеко от дома, так что шум от дороги сюда почти не доносился. А позади длинного ряда домов виднелись мягкие контуры дальних холмов.

Серена вздохнула. Она никогда еще не видела ничего подобного. Это было не похоже ни на дикую глушь Бодмина, ни на бурлящие, шумные улицы Лондона. Здесь было так тихо, так спокойно. Здесь она сможет забыть свое прошлое и выстроить будущее, которого не надо бояться.

Она скоро убедилась, что не так трудно оказалось забыть ту, прежнюю Серену, которая любила Ника. Здесь все были к ней так добры и приветливы. Ей помогало сознание, что здесь, в этом тихом уголке, Нику просто нет места.

Однако, не прожив в Барфилде и двух недель, однажды утром она вдруг увидела именно Ника!

Разумеется, Ник оказался в Барфилде не случайно. Нельзя сказать, чтобы розыски Серены дались ему легко.

Когда он в первый раз понял, что Серена от него ушла — а короткая записка, которую она оставила, не допускала никаких сомнений в этом, — он был так поражен, что даже не мог ясно соображать.

Серена — и вдруг ушла! Этого просто не могло быть. Он машинально сделал себе чашку крепкого кофе и залпом проглотил ее в надежде, что от этого в голове у него прояснится. Мало-помалу его недоумение сменилось обидой и возмущением.

Ник совершенно ясно понимал, почему она ушла. Он знал, что должен благодарить за это только себя. Конечно, он был свиньей, поступил с ней гнусно, но, черт возьми, он готов извиниться! Стоит ему извиниться — и груз вины сразу упадет с его плеч. Но Серена больше не могла услышать его извинений.

Он не имел ни малейшего представления, где она может быть.

Напряженную тишину вдруг разорвал телефонный звонок. Ник опрометью кинулся к телефону и схватил трубку:

— Алло! — крикнул он. Конечно, это Серена! Сейчас она ему все объяснит.

Но нет, это была не Серена. Звонил мистер Джанкин — он был возбужден не меньше Ника.

— Ник, это правда, что у Коринны приступ аппендицита? — гаркнул в трубку Джанкин.

— Что? Кто? А… Коринна! — Ник потряс головой, чтобы разогнать дурман. — Мне кажется, что вряд ли, но такова официальная версия. В любом случае на вчерашнем спектакле ее заменили дублершей.

— Да знаю, знаю! Мне уже кто только об этом не докладывал, — нетерпеливо перебил его Джанкин. — Ну так вот: ты знаешь, что она имела колоссальный успех?

— Что! — не поверил своим ушам Ник.

— Да, представь себе! Она играла, разумеется, совершенно иначе, по-своему. Но случилось нечто поразительное. Эта… как ее… там, не помню… — спутался Джанкин.

— Мэри Манаккан, — подсказал ему Ник.

— Да! Так вот, она не пыталась подделываться под Коринну. Она решила эту роль совершенно по-своему. И зал буквально аплодировал ей стоя. Представляешь?

— Вот это да, — прошептал озадаченный Ник. — А ведь я совершенно случайно поставил ее в дублерши. Кто бы мог подумать, что она на такое способна? А в чем разница, Джанкин? Тебе никто не говорил?

— Говорят, что она играет намного сдержанней. Ей удалось достоверно сыграть, что она кипит от гнева, но сдерживается из последних сил. Это производит колоссальное впечатление.

— Вот так штука! — Ник взъерошил и без того лохматые волосы. — Джанкин, ты понимаешь, этого я и хотел от главной героини! Этого-то я и пытался все время добиться от Коринны!

— Ну что ж, если у Коринны на самом деле аппендицит… — без малейшего сочувствия к ней сказал Джанкин.

— Не важно, есть у нее аппендицит или нет, — отмахнулся Ник. — Теперь ты видишь, что главная наша задача — оставить все как есть и не вносить никаких изменений. Коринна никогда не сможет сыграть эту роль так, как нужно.

— Она может попытаться… если поймет, что слава достается другой актрисе, — предположил Джанкин.

Ник рассмеялся:

— Дорогой мой, Коринне никогда не придет в голову, что какая-то дублерша может всерьез соперничать с ней. В худшем случае она решит, что мы подстроили это специально.

— Да, ты, пожалуй, прав. А знаешь. Ник, что я заметил? Эта Мэри немного напоминает твою женушку.

— Не знаю, — придушенным голосом ответил Ник. — Мне это как-то не приходило в голову. Впрочем, да, как будто есть некоторое сходство.

— Я тебе точно говорю.

— Да, — отрезал Ник и положил трубку. Он не мог сейчас ни с кем говорить о своей жене.

В душе у него почему-то были пустота и разочарование. Чтобы насладиться вполне радостью от приятной новости, надо было с ней с кем-то поделиться. Чтобы можно было сказать: «Ты представляешь, что случилось?..» Когда-то он мог сказать это Джону. Он отозвался бы на эту новость от всего сердца и порадовался вместе с ним.