Тут уж её никто не найдёт. Эта Волшебная Энциклопедия – опасная штука. Ещё попадёт в руки какому-нибудь Гришке. Он чёрт-те что натворит.

– Пусти! Я тебя трогала, да? – раздался со двора тонкий плачущий голос.

Сашка выглянул в слуховое окошко. Ну, так и есть: Гришка сцапал Лёльку. Он обмотал вокруг кулака её косичку – крысиный хвост и медленно, безжалостно подтягивал её к себе. Лёлька старалась вытянуть косу из его кулака, и лицо её сморщилось от боли.

И тут Сашка понял, что он ударит Гришку. Сейчас сбежит вниз и ударит его… изо всей силы. Что бы потом Гришка с ним ни сделал, всё равно он будет драться с Гришкой до последнего.

– Ты что делаешь? – яростно заорал Сашка, наполовину высовываясь из окна. – А ну, пусти её! Зубы тебе мешают? Так я их тебе сейчас пересчитаю!

Гришка в изумлении поднял голову и застыл.

И Лёлька подняла кверху бледное маленькое лицо. И на лице её был только испуг, никакой радости.

– Вот ненормальный, – сказал Гришка, сплюнул, выпустил Лёлькину косичку и пошёл к калитке. Вид у него был такой, что ему просто лень связываться с Сашкой, что у него есть дела поважнее.

Но Сашка видел, что Гришка идёт чуть-чуть быстрее. Совсем чуть-чуть. Самую малость. Но всё же торопится.

Сашка был мальчишка. И он прекрасно понимал, что это значит.

Его так и обожгло изнутри жаром от гордости.

Сашка выкарабкался на лестницу, приладил доску на место и побежал вниз.

Он думал о том, что, когда он уже исправит эту двойку и дома все забудут о ней, он очень попросит маму, чтобы она забрала к ним Лёльку.

Похоже, что она там никому не нужна. А если даже они не отдадут им Лёльку, то всё равно: пусть только попробует кто-нибудь её тронуть, пусть только попробует.

Прежде чем я расскажу вам всю эту невероятную историю, вы должны узнать, что случилось в этот день рано утром.

Было воскресенье. Поэтому Серёжа Скворцов решил сходить в кино, а его мама собиралась пойти по всяким своим взрослым делам.

Мама надела очки и посмотрела на Серёжу. Потом она сказала таким голосом, от которого сразу десять сыновей могли покраснеть с головы до ног.

– Ах! – сказала она. – Посмотри на свои брюки. Я их только вчера погладила. Ну как ты огорчаешь меня своей рассеянностью и своими брюками! А ещё идёшь в кино вместе с Наташей…

Серёжа посмотрел на свои мятые брюки и покраснел. Брюки были мятые потому, что вчера он лёг в постель и забыл их снять. Правда, потом он вспомнил, но было уже поздно…

Нет, чтоб не терять времени зря, лучше сразу сказать вам всю правду о Серёже Скворцове. Человек он был просто замечательный, хороший друг и отличник почти по всем предметам. Но была у него одна ужасная черта характера: Серёжка Скворцов был рассеянный.

И вот мама, зная его характер, потому что она была его мама, уходя, сказала ему:

– Серёженька, умоляю тебя, когда пойдёшь в кино, проверь газ на кухне, не оставляй свет в передней, дверь один раз захлопни и два раза дёрни.

Затем мама надела перед зеркалом голубую шляпку с пёрышком, поцеловала Серёжку и ушла.

А Серёжа поглядел в зеркало на свои мятые брюки, и вдруг ему пришла в голову одна мысль: он решил их погладить. А что тут такого особенного? Он уже два раза в жизни гладил сам себе брюки. Серёжа поставил утюг на узорную металлическую подставку и сунул вилку в чёрный штепсель. А когда через пять минут он послюнявил палец и потрогал утюг, то утюг зашипел на него, как гусь.

Серёжка уже отгладил одну штанину, но тут зазвонил телефон. Это была Наташа Петрова.

– А я тебя жду-жду на углу. Уже, наверно, полчаса жду! – сказала Наташа своим красивым голосом, как будто она говорила из стеклянной телефонной будки в прозрачную стеклянную трубку.

– Сейчас иду! – крикнул Серёжа. – Подожди!

Он прямо-таки прыгнул в брюки, выключил газ на кухне, погасил свет в передней, один раз захлопнул, а потом два раза дёрнул входную дверь и сломя голову побежал вниз по лестнице.

«Все думают, что я рассеянный, – подумал он, – а я вот взял и ничего не забыл…»

Вот что случилось в воскресенье утром. А теперь послушайте, что было дальше…

В комнате было тихо-тихо.

Солнце бесшумно светило в открытое окно. Разноцветные пылинки кувыркались в широком жёлтом луче, но тоже делали это совсем тихо.

Серёжкин плюшевый тигр, лежавший на диване и давно уже ставший не то игрушкой, не то подушкой, зашевелился и с усилием встал на четыре лапы.

Оттого, что он редко слезал с дивана, и оттого, что на него часто садились, опилки, которыми он был набит, свалялись в один комок, и тигр двигался с большим трудом.

Плюшевый тигр сделал несколько шагов и скатился прямо под стол.

«…Раз уж я набит опилками, – рассуждал он, вылезая из-под стола, – я не буду отрицать, что стол и диван мои родственники. Нечего задирать нос, особенно перед теми, у кого вообще нет носа. И всё-таки это очень дальняя родня…»

А самой близкой своей родственницей плюшевый тигр считал мамину меховую шубку, жёлтую с чёрными полосками. Она была такая добрая и пушистая!.. Когда зимой мама надевала эту шубку, тигр любил думать о том, что Серёжкина мама немного и его мама.

Для начала плюшевый тигр решил сделать зарядку. Он стал приседать на задних лапах, разводя в стороны передние, стараясь глубоко дышать, чтобы получше проветрить свои опилки. При этом он пел такую песенку:

– Сказать по правде: мой диван

Имеет маленький изъян.

Ведь там, где есть диваны,

Чудесные диваны

(Я сам не знаю почему),

Не скачут обезьяны.

Сказать по правде: океан

Не омывает мой диван.

Ведь там, где океаны,

Большие океаны

(Я сам не знаю почему),

Там не стоят диваны.