– Если всех воров в моей империи наказать должным образом, Сибири мало будет, а Россия опустеет…

С этим перекликается то ли исторический анекдот, то ли быль: о том, как однажды Николай сказал наследнику престола, будущему Александру II:

– Мне кажется, во всей России только я да ты не воруем…

Кстати, в свое время Николай поручил Бенкендорфу подготовить секретный доклад о губернаторах: есть ли среди них хоть один, который не берет взятки? Бенкендорф все прилежно выяснил. Нашлось целых три: Фундуклей в Киеве, Муравьев в Иркутске, Радищев в Ковно. Фундуклей был миллионером не без странностей: он не только не брал взяток, но и из своих денег приплачивал своим чиновникам, чтобы те не брали. Муравьев, некогда слегка причастный к движению декабристов (но наказания за это не понесший), не брал по идейным соображениям, как и Радищев (сын того Радищева). Трое губернаторов на всю Россию – это уныло…

Самое интересное, что Николай пытался воздействовать на чиновничью рать не только юридическими, но и, так сказать, культурно-воспитательными мерами. Когда цензура не пропустила на сцену «Ревизора» Гоголя, император сам пьесу прочитал и твердо распорядился: «Ставить на театре немедленно!» Видимо, видел тут воспитательное значение: как ни мухлевали гоголевские герои, в финале все равно явился грозный жандарм, возвестивший о прибытии настоящего ревизора, который всем сейчас и покажет кузькину мать. И наверняка по той же причине Николай поддерживал и издание романа Булгарина «Похождения Ивана Выжигина» – где в финале порок тоже наказывался, и нечистые на руку чиновники получали свое.

Мне кажется, он искренне верил, что такими мерами сможет хоть что-то исправить и хоть кого-то устыдить. Во всяком случае Екатерина II, написавшая для театра три пьесы с едкой критикой всевозможных «алхимиков», «искателей философского камня» и прочих «шаманов», верила искренне (что доказывают ее сохранившиеся письма): достаточно в смешном виде изобразить на сцене какого-нибудь шарлатана, чтобы люди от него отвернулись и на его уловки больше не клевали.

Они оба ошибались. К сожалению, ни одна книга или пьеса, даже самая талантливая, не сделает казнокрада честным…

А в общем, борьбу с «гидрой», о которой в свое время писал фон Фок, Николай проиграл оттого, что попал в собственную ловушку. Чтобы максимально, как ему казалось, улучшить управление страной, ввести всюду порядок и дисциплину, он создал огромную сеть чиновников, пресловутую Систему – а такая Система с некоторых пор начинает жить своей собственной жизнью, по своим собственным законам и порядкам, с круговой порукой и своими способами самозащиты. Иногда ей можно нанести ущерб, порой серьезный, но очень быстро все приходит в прежнее состояние, самые важные шестеренки сплошь и рядом оказываются вовсе не задеты, и механизм продолжает работать…

Говорят, Николай как-то сказал: «Россией правлю не я. Россией правят сто тысяч столоначальников» (столоначальник – нечто вроде современного начальника отдела. – А. Б.). Возможно, это и не исторический анекдот, а быль…

А если вернуться к словам, сказанным Николаем наследнику: «Мне кажется, в России только ты да я не воруем», – то и здесь император проявил не вполне уместный оптимизм… О чем позже.

Но давайте по порядку. Как многие должны помнить, Александр II взошел на престол в 1855 году.

Многие тогда надеялись на некую «оттепель», и кое-какие ее признаки вскоре обозначились: освобождение крестьян, смягчение цензуры, разрешение курить на улицах, что раньше строжайше возбранялось… Сгоряча, должно быть, решили лихим кавалерийским наскоком справиться и с той самой «гидрой», о которой писал фон Фок. Уже осенью 1862 года новый император издает указ «об изыскании причин и представлении средств к искоренению сей язвы» (казнокрадства, коррупции, взяточничества. – А. Б.). Специальному комитету Сената был задан вопрос: «В чем заключаются причины, по сим коих пагубное лихоимство или взятки в империи не только существуют, но даже распространяются между теми самыми, которые бы гнушаться ими и всемерно пресекать их долженствовали?»

Каков вопрос, таков ответ… Невозможно отделаться от впечатления, что господа сенаторы, дабы не заморачиваться, попросту достали из дальнего угла бумаги «Комитета для соображения законов о лихоимстве», учрежденного Николаем почти 40 лет назад. Почти дословно повторялось то же самое: несовершенство законов, несоразмерность преступления и наказания, низкое жалованье государственных служащих. Правда, на сей раз группа сенаторов дополнила наработки сорокалетней давности своими собственными идеями: причины, мол, еще и в том, что «почти все должности замещаются людьми из низшего сословия, не получившими образования и не имеющими понятия ни о чести, ни об обязанностях званий, ими носимых». Вот так просто все получалось: расселось повсюду необразованное быдло самого простого происхождения, не имеющее понятия о чести…

То ли эти господа, все поголовно знатные, титулованные, вельможные (а другие в Сенат и не попадали), и в самом деле были романтиками-идеалистами (во что мне нисколечко не верится), то ли талантливо валяли ванечку, переводя стрелки на «простолюдинов». Уж им-то следовало бы знать, сколько лет до того (да и после) хапали не «люди низшего сословия», а вполне себе сиятельные господа, с княжескими, графскими титулами, генеральскими и придворными званиями…

А вскоре, как назло, бабахнуло дело о казнокрадстве в духовно-учебном заведении при Святейшем синоде. Там, сразу после вступления в должность главы этого богоугодного заведения, стал брать деньги из казны И. Гаевский – что характерно, не «лицо низшего сословия», а тайный советник, то есть штатский генерал. За семь лет успел прикарманить сорок шесть тысяч рублей. Глядя на него, тридцать тысяч хапнул и казначей Яковлев, правда, как он уверял, с целями более благородными: не личной корысти ради, а отдал некоему купцу Борову, чтобы тот пустил деньги в оборот и можно было покрыть сделанную Гаевским недостачу. Обоих сослали на поселение в Сибирь. Купец Боров как-то выкрутился.

А в 1866 году приняли и вовсе великолепный закон, за который взяточники в чиновничьих вицмундирах наверняка осушили не одну бочку шампанского. Была введена ответственность только за дачу взятки «при отягчающих обстоятельствах». Что это означало теперь на практике? Если один давал, а другой получал взятку за то, что нарушал свои служебные обязанности (судил неправедно, как выражались в старину), оба шли под суд. Если поймают, конечно. Но вот ежели взятка давалась, например, за то, чтобы ускорить правильное дело, не волокитить, – обе стороны в глазах закона выглядели ангелочками, и претензий к ним не имелось никаких. Под эту формулу, как легко догадаться, многое можно было подогнать. А потому с 1873 по 1884 год более 65 % привлеченных за дачу и взятие взятки были оправданы подчистую.

Судебная реформа… Но вернемся чуточку назад. Как обстояло с преступностью в первые годы царствования Александра II? Да точно так, как и раньше. Разве что теперь порой карманники опять-таки использовали последние достижения технического прогресса. В то время уже вошли в моду яркие, разноцветные шары, надутые легким светильным газом, взлетавшие довольно высоко. В первую очередь их покупали детям – но порой несколько вполне великовозрастных персонажей покупали связку побольше и поярче – и пускали ее летать. Многие задирали голову, стремясь полюбоваться бесплатным зрелищем, – а помянутые персонажи тем временем искусно облегчали их от кошельков и часов…