– Угорь, угорь, покажись, угорь, угорь, сон свой сбрось; посмотри, что я принес: гречку, просо и овес…

Озеро отозвалось тишиной, лишь волны мерно плюхались о борта лодок. Петр поискал взглядом, но ни взмаха хвоста, ни блеска чешуи не заметил. Егор не желает его видеть? Или не может?

Иверия так же напряженно вглядывалась в воду. Сжимала кулаки в тонких перчатках, по-детски пряча внутрь большие пальцы.

– Еще раз! – потребовала она, не заботясь о том, чтобы звучать любезно. – Делайте еще раз.

Петр щипнул порошка, повторил заклинание, замер. Иверия встала подле него, подалась вперед, подбирая подол строгого платья.

Ничего. Ни намека на ответ. Озеро молчало, не желая выдавать своего господина.

Иверия со злостью бросила подол, отступила.

– Поздно, – сказала она сквозь зубы. – Упустили.

Петр в волнении поднялся.

– Ваше величество, будет ли мне позволено…

Рядом втиснулся Лонжерон, толкнув его плечом.

– Ваше величество, разрешите…

– Извольте молчать, оба! – оборвала Иверия, дернув рукой. – Мне требуется время…

Она отступила на противоположный край причала, будто близость их даже в молчанье мешала ходу ее мыслей, и замерла, снова вглядываясь в далекий берег. Ветер трепал непокрытые волосы, бесстыже выдергивая пряди из высокой прически. Иверия не обращала внимания. В тишине раздавалось лишь осторожное потрескивание: вода под причалом, где она стояла, покрывалась хрупким слоем льда.

– Покажите ему письмо, граф, – сказала Иверия наконец.

Лонжерон, хоть и нахмурившись на приказ, достал из-за пазухи сложенный вдвое лист, исчерканный торопливыми, размашистыми буквами, и протянул его Петру.

«Государыня-императрица, любезная моя тетушка.

Ваши слова о важности дипломатии с Кощеем продиктованы мудростию и опытом, перед которыми я преклоняюсь. И все же принять их сердцем не в моих силах. Не должно душам попадать в мертвое царство обманом и бесчестием, не должно им быть разменным товаром для алчущих наживы. И уж тем паче эта судьба не предназначена душам, еще не умершим.

Как вам известно, я обязан Александре Михайловне жизнью, а значит, мой долг – отплатить ей. За сим я и отправляюсь.

Пусть сердце ваше будет покойно за мою безопасность – компанию мне составляет верная Мушка.

Остаюсь навеки преданным вам,

Е.»

Петр пробежался глазами по строчкам. В первые мгновения он онемел, обуреваемый противоречивыми чувствами. Ужас от того, что его миссия поставлена под угрозу поступком Егора, что обещанная помощь может быть отозвана, мешался с восхищением перед смелостью и благородством юного великого князя. Но было еще и другое чувство: как ни пытался Петр усмирить глупую, бесполезную надежду на Сашкино спасение, она крапивой пробивалась, обжигая глаза и легкие.

– Ваше величество… – начал он сквозь сбитое дыхание.

Иверия не позволила ему договорить. Она, очевидно, все это время сдерживала гнев и сейчас наконец дала ему выход. Вокруг мгновенно стемнело, налетел хищный морозный ветер.

– Как вы только могли! – вспыхнула она, принимаясь вышагивать по причалу, и доски хрустели под проступившим белесым настом. – Как вы позволили себе рассказать ему о делах Кощея! И о том, что я о них знаю! Как вы… как вы только…

В злости она едва не оступилась в воду, и Петр с Лонжероном оба кинулись поддержать, но она дернула головой, предупреждая их не приближаться, а отвернувшись, резко взмахнула руками, словно перечеркивая воздух от неба до причала. Раздался грохот такой силы, что подпрыгнули лодки. И тут же сверху, следуя ее движению, в воду рухнула блестящая ледяная глыба. Замерзшее озеро треснуло, словно зеркало, во все стороны брызнули осколки. Петр отступил, прикрываясь локтем от залпа, но ледышки осели на мундире снежинками, не нанося урона.

Когда он опустил руку, все успокоилось. Ветер опал. Темнота отступила, вернулось тоскливое сизое утро.

Поглядев на то, как растворяется, становясь частью пруда, ледяная глыба ее отчаяния, Иверия глубоко вздохнула.

– Егор еще слишком молод и чистосердечен для политических дел, – сказала она спокойнее, снова сжимая кулаки большими пальцами внутрь. – Он пришел ко мне вчера в расстроенных чувствах, мы… долго не могли прийти к согласию. В итоге, как показалось, мне удалось убедить его, однако теперь ясно – он лишь искал повода усыпить мою бдительность, чтобы среди ночи просто… – она помолчала, смиряясь со словом, – сбежать.

Злой, обвиняющий взгляд ее устремился к озеру, будто оно больше других было в ответе за ее потерю.

– Но его возможно отыскать? – спросил Петр. – С помощью порошка?

– Порошок заставил бы его появиться на ваш зов – заставил бы, понимаете? вот насколько велико было его доверие вам! Но заговор имеет силу лишь в пределах одного царства. И если Егор не появляется – значит, он уже за кругом моей власти.

– Так быстро? Как это возможно?

– В рыбьей ипостаси Егор имеет свои пути. Знает подземные воды, может пересекать границы. – Она выправила спину, будто готовясь выстоять сильный ветер. – И все же невидимым он становиться не умеет, тем более не может скрывать свою силу. А значит, его заметят. Заметят и перехватят.

– Это опасно?

Иверия поджала губы.

– Мой наследник – слишком большой соблазн для любого недовольного соседа.

– Одно ваше слово – и я отдам приказ о перехвате, ваше величество, – подал голос Лонжерон. – Известно ли, какую он выберет дорогу?

Иверия задумалась.

– Лихие земли закрыты, значит… рискнет плыть через бесовское княжество… – Она сняла перчатку, с усилием потерла лоб над самой бровью. – Или свернет на Урал, через Медные горы? Нельзя предугадать… Но рано или поздно он доберется до Мертвого царства. И если Анна Анчутовна и Малахитница станут использовать его в своих интригах, то когда он попадется Кощею…

– Так мне распорядиться о поисковом отряде?

Иверия подняла голову, взгляд ее вспыхнул.

– Нет, нет! Никто не должен знать об исчезновении Егора, я никому не доверяю в этом деле, никому, слышите, граф?

Лонжерон подался вперед. Сдержанное лицо его осветилось возможностью оказаться полезным.

– Ваше величество! Тогда позвольте, я отправлюсь сам, скрытно. Я отыщу великого князя, где бы он ни находился!

– И что вы сделаете, когда его найдете? – Иверия медленно покачала головой. – Вы же читали письмо, он принял решение, он не намерен возвращаться. Как вы заставите его прислушаться?

– Я мог бы… – начал Лонжерон и осекся, впервые задумавшись, как именно он мог бы задержать наследника престола. – Я мог бы…

Иверия смотрела исподлобья, выжидая, посмеет ли он сказать глупость, и тем самым еще сильнее заставляя его теряться. Вконец смутившись от досады, что сам себя загнал в ловушку, Лонжерон торопливо закончил:

– Я мог бы объяснить великому князю, что своим отсутствием он причиняет вам великое беспокойство.

Иверия дернула