3. Свидетельство миссис Эллис

«Меня зовут Джейн Эллис, работаю сиделкой. Мой адрес — Гудж-стрит, Тоттенхэм-Корт-роуд. Примерно в конце июля 1856 года у меня начались ночные дежурства по уходу за мадам Р**. Возможно, ей особенно и не требовался уход. Она болела, но была в состоянии обойтись без посторонней помощи. Иногда ей становилось хуже. С сиделкой ей было гораздо комфортнее, и она могла себе это позволить.

Барон Р** ради нее никогда не скупился. Обычно ей становилось плохо в ночные часы. Самые тяжелые приступы повторялись приблизительно каждые две недели, чаще в субботу. Я работала посменно с миссис Джексон — она днем, а я ночью. Я обычно приходила в десять вечера, а уходила, когда наступало время завтрака. Во время дежурства я из комнаты не отлучалась, такова была воля барона. Когда я пришла к мадам Р** в первый раз, он мне поставил условие: комнату не покидать, ни в коем случае не спать. Это был на редкость педантичный господин. Ничего не могу против него сказать, напротив. Всегда был деликатен, учтив. Вел себя очень степенно, как и подобает джентльмену. К леди он очень хорошо относился, но она к нему была довольно безразлична. Болела она, бедная, и ей было не до того. Была она какая-то напуганная. Когда барон входил к ней в комнату, она следила за ним взглядом, словно в страхе. Худого слова я от него никогда не слышала. А жена его обычно тихо лежала, и могла часами молчать. Казалось, что она боится всех. Если я передвигалась по комнате, ее глаза следили за каждым моим шагом. Думаю, это тоже было связано с ее недугом. Барон был чрезвычайно заботлив, не встречала таких заботливых мужей. Он обычно ночевал в соседней комнате. Дверь ее была смежная со спальней. Он эту дверь всегда держал широко открытой. У барона был на редкость чуткий сон. Стоило кому-нибудь из нас произнести хоть слово, как он тут же появлялся в комнате, чтобы узнать, в чем дело. Если я просто перемещалась по комнате, он это слышал. Удивительный был человек — похоже, он мог обходиться почти совсем без сна. Я думаю, тут все дело в мясе, он его поглощал в огромных количествах. Аппетит у него был невероятный. Когда я впервые пришла в их дом, он со мной шутил на эту тему. Мадам Р** в то время было еще не так плохо, и мы иногда разговаривали. Он говорил: „Это оттого, что я гипнотизер“. Я в гипноз не верю — так я ему и сказала. В ответ он только рассмеялся, ничего не сказав. Однажды ночью он предложил мне усыпить меня. Я у них уже около недели успела проработать. Я ему ответила, что он может попробовать, если есть желание. Тогда он посмотрел на меня очень пристально и долго, начал делать какие-то странные движения руками, и я заснула. Не верю, что от гипноза, конечно нет. Думаю, дело в его взгляде. Он спросил, не повторить ли еще раз, и повторил. Это было следующей ночью, я заснула почти сразу же. Понятное дело, не из-за гипноза, но так уж получилось. Больше барон на эту тему не говорил. Он только заметил, что я должна быть начеку, чтобы не заснуть самостоятельно. С тех пор я три или четыре раза засыпала во время своих дежурств, и дело тут не в бароне. В этих случаях его в комнате не было, он, должно быть, находился у себя. Дверь, я полагаю, оставалась открытой. Первый раз я заснула на дежурстве примерно через неделю после разговора о гипнозе — в ночь на субботу, а может, на пятницу. Точно не помню. В ту ночь мадам Р** было очень тяжко. Она легла спать около одиннадцати вечера, и чувствовала себя очень хорошо; спала спокойно. И вот я задремала. Мадам Р** вдруг застонала во сне, и это меня разбудило. Было около часа ночи. Вскоре она проснулась, начались острые боли с последующим очень тяжелым приступом. Как только я проснулась, в комнату вошел барон. Его что-то разбудило, и он решительно направился к нам, в спальню. Он мне пояснил, что именно нарушило его сон: мой храп, так он сказал. Через пару недель я опять заснула, и барон при этом не присутствовал. Мадам Р** спала; много ночей она провела без сна, а тут она так хорошо заснула, что, глядя на нее, я сама задремала. Разбудил меня барон примерно в час ночи. Он был очень недоволен. По его словам, мадам Р** ходила во сне, и это представляло смертельную угрозу для ее жизни. Он сказал, что мадам прошла в кухню, я точно помню его слова, клянусь. Он поинтересовался, что у меня было на ужин, и, обнаружив остатки пива, впал в сильное раздражение. Я очень сожалела о случившемся, и обещала в другой раз быть внимательнее. После этого разговора барон отправился наверх — очевидно, поговорить с кем-то. Кажется, он сказал, что кто-то видел мадам Р**. Той ночью ей было плохо. Во время нашего разговора она начала стонать, затем последовал сильный приступ. По мнению барона, мадам Р** могла простудиться; боюсь, так оно и было. Впредь я решила быть максимально внимательной, и это мне удавалось, особенно когда мадам Р** спала. В течение двух недель она почти не сомкнула глаз, но вот ей все же удалось заснуть, и я была начеку, но в конце концов опять задремала, даже не заметила, как это произошло. Я точно заснула, так как, взглянув на часы, поняла, что минуло уже два часа. У мадам Р** в ту ночь снова случился приступ. Мне было ужасно досадно. Я решила, что кто-то со мной сыграл злую шутку. Это было так странно — через каждые две недели. Барону я ничего не сказала. Наверное, я была неправа, но мне было страшно. И вот прошло еще две недели; мадам Р** снова заснула. Я была полна решимости: не спать! Подумала, может, мне что-то подмешивали в пиво, так что я его пить не стала. Я не поужинала, только попила крепкого зеленого чаю, сама себе заварила. У меня не было сомнений в том, что чай поможет сохранить бодрость. Не помог… Сильно вздрогнув, я проснулась около часа ночи, и мадам Р** вновь была в плачевном состоянии. Все это меня сильно встревожило. Я для себя решила: если подобное повторится, обязательно расскажу об этом барону. Так оно вновь и случилось, но я ему ничего не сказала. На этот раз мадам Р** было так худо, что я не на шутку испугалась. С тех пор приступы не повторялись, и она чувствовала себя неплохо. Я знаю, мне следовало сказать барону, и я сожалею о том, что этого не сделала. Такое со мной в первый раз. Конечно, случалось, я засыпала в комнате пациента, но не нарушая указаний. В доме у барона я проработала примерно три месяца. За это время я засыпала во время дежурства раз шесть; точно не помню. Всякий раз это случалось во время сна мадам Р**, и всегда потом у нее случался приступ. Ей я об этом не рассказывала, и про ее ночные хождения тоже. Барон настаивал на том, чтобы я молчала, — он считал, что это может напугать мадам Р**. Он меня больше никогда не расспрашивал — засыпала ли я на дежурстве? Я бы ему рассказала все как есть. Пару раз уже готова была с ним заговорить на эту тему, но что-то меня останавливало. Клянусь, что ничего подобного со мной раньше не бывало. Видно, тут что-то не так. Я сиделкой работаю двадцать лет, и у меня много отменных рекомендаций и от врачей, и от пациентов».

4. Свидетельство мистера Уэстмакотта

Лондон, 20 сентября, 1857

«Сэр,

имею честь сообщить вам, что согласно вашей просьбе я провел самый тщательный и подробный анализ содержимого трех дюжин и семи (43) медицинских склянок, присланных вами на предмет экспертизы.

Их количество и содержимое в точности соответствует рецептурным предписаниям, которым следовали господа Эндрюс и Эмпсон. После самого скрупулезного анализа я не выявил ни малейших следов наличия мышьяка, сурьмы или каких-либо схожих с ними веществ.