Это нетерпение было вызвано тем, что Вий, встретив однажды адвоката у здания Окружного суда, заикнулся о недавней удивительной находке: ему достался серебряный ковш XVI века, украшенный перегородчатой эмалью, золочением, изумрудами и рубинами. Зная страсть Ардашева к вещицам такого рода, он готов был ее уступить «всего» за пять тысяч рублей. Присяжный поверенный, не раздумывая, согласился. Договорились, что Агапий Маркович лично навестит его сразу, как только знакомый ювелир отреставрирует старинную посудину. Утром второго дня старик позвонил в телефон и уведомил о визите на следующий день, но так и не появился.

Почти у самого дома Ардашев нанял извозчика. Коляска проследовала вверх мимо Александровской женской гимназии, свернула с Нестеровской на Торговую и, проехав Александровскую площадь и Андреевский храм, остановилась около небольшого дома на Воробьевке. Калитка оказалась не заперта, и около нее дежурил городовой. Через открытую форточку доносилось раскатистое чихание начальника сыскного отделения. В другом окне маячила приземистая фигура его помощника. Каширин заметил Ардашева и сказал что-то Поляничко. Ефим Андреевич тотчас же показался на пороге.

– Клим Пантелеевич! Что заставило вас сюда прийти?

– Хотел повидать Агапия Марковича.

– А у вас к нему какое-то дело?

– Он должен был принести мне на продажу одну вещь. Я прождал его все утро, но антиквар так и не появился.

– А что за штука, позвольте узнать?

– Серебряный ковш шестнадцатого века, украшенный драгоценностями.

– Очевидно, дорогой?

– Он оценил его в пять тысяч.

– И вы согласились?

– А почему нет? – Ардашев пожал плечами. – Вещь стоящая. Правда, о цене есть смысл говорить только тогда, когда товар представлен лицом.

– А вы не видели?

– Нет еще. Ковш, по его словам, находился на реставрации у ювелира.

– У «ювелира», говорите, – задумался полицейский, устремив взгляд куда-то в сторону.

– Именно. – Ардашев лукаво сощурился и спросил: – Надеюсь, допрос окончен и вы, наконец, поясните, что стряслось?

– Что? – Сыщик посмотрел удивленно и, будто вынырнув из глубины мыслей, спохватился: – Ах да, совсем забыл сказать: увидеть живого Вия вам уже не удастся. А мертвого – сколько угодно. Тело еще не увезли. Сегодня утром его обнаружила экономка. Проверяем разные гипотезы, но, судя по всему, старик покончил жизнь самоубийством. Глотнул какой-то гадости. Вскрытие покажет, но я подозреваю, что в чае был цианид.

– Не ожидал я такого поворота, не ожидал, – задумчиво проговорил Ардашев. – Странная смерть. Агапий Маркович не производил впечатления человека, решившего свести счеты с жизнью. Был весел и вечно торопился куда-то… Но, как бы там ни было, жаль старика… Что ж, если вы не против, я, пожалуй, войду. По крайней мере, стоит проверить, на месте ли ковш времен Ивана Грозного.

– Да нет там никакого ковша! – махнул рукой Поляничко. – Впрочем, можете в этом сами убедиться. Видать, у ювелира оставил. Вот, теперь придется чепухой заниматься, искать эту штуковину…

Клим Пантелеевич на это ничего не ответил и направился в дом.

Любой, кто оказался бы внутри, сказал бы, что покойник «жил» на работе. В распоряжении холостяка имелось всего четыре комнаты. Первая, самая большая, была магазином. Боже, чего тут только не было! Многочисленные полки с сервизами, чернильницами, настольными календарями, коллекциями монет и орденов, оловянными кружками и колокольчиками… Вторая комната являлась складом. Сюда попадали вновь приобретенные, еще не приведенные в порядок ветхозаветные вещицы. Следующим помещением была узкая, как гроб, спальня. За ней шла гостиная, куда и вошел присяжный поверенный. Обстановка в ней мало чем отличалась от сотен других городских мещанских гостиных. Тот же фикус в кадке, пианино фабрики Бехштейна, этажерка с книгами, тяжелый комод с посудой и несколько картин в дешевых рамах, выглядевших подлинниками. Правда, работы этих художников Ардашеву были неизвестны. Пахло краской и чернилами. На матерчатом диване сохли дактилоскопические карточки. Тульский самовар с многочисленными медалями высился посередине стола. Он давно остыл и потому, так же как и его хозяин, казался умершим. За столом, свесив руки и откинувшись на спинку стула, сидел Вий. Его тело было накрыто простыней. Клим Пантелеевич снял ее. Открылось неприятное зрелище: покойник с полуоткрытым ртом и остекленевшими, уставившимися в потолок глазами; пальцы рук хранили следы черной типографской краски. Два других стула подле него были задвинуты. Тут же, на столе, стояла медная сахарница, щипчики на крышке и бронзовый подстаканник с чайным стаканом; изогнутая вверх ручка смотрела влево, рядом лежала чайная ложка. На дне чайного стакана виднелись остатки темно-коричневой жидкости. Напротив трупа скрипел пером судебный следователь Леечкин, заполнявший протокол осмотра места происшествия. Фотограф уже заканчивал делать снимки и складывал треногу. В открытую форточку дымил папиросой Каширин. В комнате работал судебный эксперт. Осмотрев труп, Клим Пантелеевич набросил на несчастного покрывало.

– А! Вот и господин Ардашев пожаловал! Давно не виделись! Чем вызвана столь высокая честь? – ехидно осведомился Каширин.

– Добрый день, господа! – не обращая внимания на выпад полицейского, проговорил адвокат.

– Простите, Клим Пантелеевич, но уж добрым его точно не назовешь, – отрываясь от протокола, изрек следователь и, обратившись к эксперту, спросил: – Ну что, Лаврентий Августович, посторонних следов нет?

– Пока ничего не нашел.

– А дверные ручки? – не успокаивался Цезарь Аполлинарьевич.

– Имеются только следы покойного. Осталось проверить столовые приборы и посуду…

Из-за спины присяжного поверенного раздался хриплый голос Поляничко: – Оказывается, господа, был у покойного очень дорогой ковш XVI века. Не меньше пяти тысяч стоил. Его как раз сегодня Клим Пантелеевич и собирался купить. Старик его отдавал на реставрацию кому-то из ювелиров.

– Охохонюшки-хо-хо! Пять тысяч? – присвистнул Каширин. – Господи! – он возвел очи вверх, – сделай так, чтобы я жил так, как жительствуют некоторые здешние защитники душегубов!

Ефим Андреевич поморщился и, устав от болтовни своего помощника, сухо распорядился:

– Вам, Антон Филаретович, я и поручаю обойти всех мастеров золотого дела и выяснить, приносил ли Вий им эту штуковину. А сейчас займитесь опросом соседей. Вдруг кто-нибудь что-то видел или слышал. Не теряйте времени.

– Не извольте беспокоиться, – пробурчал полицейский. Выставив живот и важно размахивая руками, он зашагал на выход.

Появились санитары. С разрешения следователя они переложили труп на носилки и вынесли.

Тем временем судебный эксперт аккуратно перелил остатки чая в пузырек, закупорил его и убрал в саквояж. Затем он принялся обрабатывать стакан кисточкой и специальным порошком.