— Вы виделись?

— Да, он передал от тебя привет, очень приятный мужчина.

— Маша, а почему ты не хочешь принять участие в расследовании?

— Ты забываешь, что я рядовой следователь районной прокуратуры.

— Ну, не надо прибедняться! Твою фамилию весь город знает. Опыт у тебя огромный, соответствующий…

— Коля, я могу только повторить — спасибо за доверие, но я убеждена, что в бригаде специалисты не хуже меня, и я им ничем полезной быть не смогу. К тому же там ведь уже выработано основное направление расследования?

— Да, основная версия — убийство на почве

Личных отношений. Конечно, его деловые контакты проверяются, но оперативным путем, силами ФСБ.

— Ну вот видишь; так что это фарс, а не расследование. Более того, осмелюсь предположить, что убийство Хапланда будет раскрыто через пять-шесть месяцев, чтобы общественность еще не успела забыть об этом страшном преступлении и чтобы был выдержан приличествующий срок для демонстрации профессиональных возможностей ФСБ. Думаю, что убийцей окажется шизофреник со стажем, которому Хапланд в прошлом году в трамвае наступил на ногу, и тот затаил на него злобу.

По тому, как Заболоцкий насупился, я поняла, что меня занесло не туда.

— Извини, Коля, я так неуклюже пошутила. Мне все сейчас кажется в черном свете. Ты ведь понимаешь…

Коля оттаял.

— Конечно, Машенька, я понимаю. Значит, отказываешься?

— Не сердись, но там и без меня прекрасно справятся. Да и район как я брошу? У нас же Горчаков уходит на повышение, мне просто шефа жалко: я же одна дееспособная остаюсь. Коленька, если ты не смертельно на меня обиделся за мои неудачные шутки, могу я у тебя попросить содействия в одном служебном вопросе? Ты же с Асташиным, прокурором города, общаешься? Не мог бы ты намекнуть ему, чтобы он передал в наш район два дельца? Одно из другого района, а второе из следственной части. На их плечах теперь и Хапланд, они будут только рады отдать. А у меня кое-что вырисовывается по этим делам, было бы любопытно. А, Коля, поможешь?

— Ну что ж, жаль, что ты не хочешь помочь в расследовании актуального преступления. Но, несмотря на то, что ты мне в моей просьбе отказала, я не буду брать реванш. Я тебе позвоню, напиши, какие дела тебя интересуют.

Вышколенные мальчики в коридоре молча вскочили и двинулись — один впереди шефа, другой замыкая шествие. Вице-губернатор, не оборачиваясь, прошел по коридору и скрылся за дверью, ведущей на лестницу. Как и не бывало его, только немытая чашка из-под кофе напоминала о визите небожителя на землю.

На душе было так худо, что хотелось броситься на пол, кататься, выть и стучать кулаками. Вместо этого я набрала номер телефона и сразу услышала веселый голос Горюнова:

— Я весь ухо, говорите!

— Здравствуй, Толик! — неоригинально ответила я на такое оригинальное приветствие.

Голос тут же поскучнел:

— Привет. Слушай, я занят немного, я тебе перезвоню. — и тут же отбой.

До конца дня он так и не перезвонил. Без пяти шесть я позвонила Машке, предупредить, что еду на дачу и не знаю, когда вернусь.

— Представляешь, Маха, Горюнов-то прячется от меня.

— А ты что думала? До него небось слух дошел, что ты теперь женщина свободная, он и испугался, что ты на него права предъявишь. А у него жена и двое детей.

— Если честно, то мне даже думать о нем противно.

— А зачем звонила?

— Сама не знаю. Все-таки любовник…

— Бывший, Маша, бывший, — жестко сказала подруга.

В дверь просунулась голова Синцова:

— Карета подана!

Каретой оказалась светло-зеленая «ауди», дверцу которой Синцов галантно распахнул передо мной.

— Откуда такая роскошь? — поинтересовалась я.

— Приятель одолжил. Говори, куда.

Я объяснила Андрею, как ехать ко мне на дачу, и мы лихо понеслись за город, обгоняя всех остальных, едущих в этом направлении. Когда скорость выбилась за пределы моих представлений о безопасности, я робко пискнула, но Синцов, не глядя на меня, только пробормотал: «Держись, Маша!» и вырулил на тротуар, по которому поехал, не снижая скорости, чтобы обойти пробку из вереницы машин. Прохожие рассыпались в стороны. Наконец мы выскочили на пригородное шоссе, и мой пульс потихоньку пришел в норму.

Я доложила Андрею, что о передаче дел в наш район позаботилась, и туту меня мелькнула мысль, которая не давала мне покоя весь день.

— Послушай, — медленно начала я, — дело Шермушенко мы тоже в общую кучу?..

— Ну, в общем, да, — ответил он, не отрывая взгляда от дороги. — У меня такое впечатление, что его удостоверение получено как документ прикрытия.

— Шермушенко ведь был прописан в доме семь по улице Чащина…

— Может быть.

— А мы со Стасом в субботу выезжали на такой интересный труп, в лесу закопанный: явный бомжара, только разодетый как денди лондонский, и что интересно, тоже из дома семь по улице Чащина… Может, и это дело забрать? С ним будет легче: все-таки он на нашей территории был прописан, и тот район его с радостью нам спихнет. Мне почему-то кажется, что это не случайное совпадение, во всяком случае, проверить надо… Слушай, нам не сюда!

— Я знаю, — ответил Синцов, заворачивая в какой-то дачный поселок.

Мы подъехали к дому рядом с шоссе, Андрей остановил машину, вышел и открыл дверцу с моей стороны. Потом вошел в калитку, из дома выглянул парень в черной футболке и джинсах, в котором я, правда не сразу, узнала оперативника, работавшего с нами на закопанном трупе.

— Андрюша! — завопил он на все окрестности. — Наконец-то! Ну проходи, проходи! Да еще и не один! Как я рад вас видеть!

Не переставая бурно изливать радость по поводу нашего приезда, парень раскинул руки, навалился на Андрея, который стал хлопать его по спине. Обнявшись, они пошли в дом, и мне ничего не оставалось, как следовать за ними.

В доме они замолчали, деловито прошли к окну напротив двери, хозяин выглянул в окно, потом бесшумно выпрыгнул на мягкую травку, огляделся и, прошептав: «Чисто!», помог выбраться мне, а за мной вылез Андрей. Хозяин знаками велел нам пригнуться, и мы гуськом, согнувшись так, чтобы нас не было видно через окна с той стороны дома, где осталась машина, прошли вдоль всего строения, потом мимо огромной теплицы с огурцами, потом за сарай и через соседний участок вышли на параллельную улицу.

Хозяин передал Андрею ключи и показал на раздолбанные «Жигули», в которые мы с Андреем сели. Андрей стал заводить машину, а наш проводник, так же согнувшись в три погибели, вернулся в дом, и оттуда сразу же грянула музыка.

— Нич-чего не понимаю! — с интонацией братьев Колобков призналась я.