— Вы к чему это? — бледнеет она.

— К тому, что прелюдия кончилась. А теперь иди сюда.».

IV .

«И циничным отказам девушек,

Мой совет: не верь.

Они сползают по стенке,

Как только закроют дверь».

((с) Светлана Булавская).

«Я рванул её на себя и впился ей в губы. Не этим её, полудетским, дразнящим меня поцелуем, которым она изводила меня в такси, а совсем другим. Тем самым, что моментально затянул её в воронку и одновременно отбросил к зеркалу у стены в прихожей. Тем самым, когда женщина ощущает тебя и издаёт первые стоны, вцепляясь тебе в волосы. И Ларионова застонала. Я отпустил её, посмотрел, как она сползает вниз по стене:

— Скажи, ты так хотела?

— Я… Нет. Не знаю, — шепчет она, глядя на меня безумными глазами.

— Не знаешь? — Одной рукой обхватил её затылок, другой скользнул по бедру. Сильно сжал и мягко погладил. — Не знаешь? — Подцепил резинку её трусов, рванул их вниз. — Не знаешь или играешь? — Ещё один поцелуй и её громкий, жалобный крик, когда я проник в её трусики.

— Нет, — изгибается она. — Нет.

— Нет? Значит, нет, да? А вот я так не думаю.

Ларионова ахает и хватает меня за запястье, невольно делая движение навстречу моей руке.

— Н-не надо, — просит она.

— Не надо? Ладно. Могу и по-другому.

Развернул её спиной к себе, завел её запястья себе на шею. Придержал их ладонью. Другой рукой потянул молнию у неё на груди (кстати, отличное платье: не надо застежки искать). Высвободил из шифона её грудь. Каждую по очереди. Медленно поласкал пальцами, и, продолжая трогать, поглаживать, пощипывать и потягивать, приблизил к её уху губы.

— Стой, — шептал я, — стой вот так. Открой глаза. Видишь, зеркало? Ну, посмотри в него. Это ты. Такая, какой ты мне нравишься. Очень нравишься, Лена... И ты это знаешь, потому что ты тоже мне отвечаешь.

И она увидела себя: пылающую, взъерошенную, с расширенными зрачками. Выброс адреналина был мгновенным. Она издала новый стон, но теперь жаждущий, отчаянный. Добившись её первого «да», развернул её к себе:

— А теперь смотри на меня.

Как завороженная, Ларионова выполнила и эту мою команду. Ладонями скатил с её плеч бретели. Ткань легла ей на бедра, и я потянул платье вниз. Скользнув по её телу, шифон с тихим шелестом обвился вокруг тонких белых лодыжек.

— Да или нет?

Но Ларионова молчит и руками крест-накрест закрывает грудь. Встал на одно колено, пропустил тонкие кружевные лямки трусов между пальцами и стянул их. Теперь я видел её всю. Дотронуться бы до неё, а она зажмурилась.

— Переступи. — Я развёл для неё её трусики. Ларионова помотала головой. — Мне что, их порвать? — Ларионова всхлипнула и сделала робкий, неуверенный шаг в сторону. — Вот молодец. Теперь второй ногой. Только уцепись за меня. — Опираясь о моё плечо, она делает ещё шажок. — Ты очень красивая. — Поднимаясь, я прошёлся ладонями по её голеням, по внутренней стороне коленей и каждого бедра. Дальнейшее заставило её распахнуть глаза и затаить дыхание: я прикоснулся к ней там, где смыкались её ноги. Её руки в отчаянном протесте вцепились мне в предплечья. Привлёк её к себе, обнял за талию:

— Теперь снимай туфли.

— Что? — ахает она, ощущая между ног провокационное поглаживание. — Нет, я так точно не смогу. Я…

— Сможешь. Снимай туфли. Мы продолжаем.

Пряча глаза, Ларионова попыталась приподняться на цыпочках.

— Что, черт возьми, ты делаешь? — Я усмехнулся и скользнул пальцами глубже. — Я кому говорю: просто снимай туфли.

Пришлось ей отцепиться от моего запястья. Постанывая, Ларионова кое-как вытащила из замшевой лодочки правую ступню. Не рассчитала перепад между босой и обутой ногой и уселась на мою руку. Выдохнула от ужаса и вскрикнула от пронзившей её тело судороги.

— Дальше, — говорю я, — теперь вторую туфлю. — Лена, извиваясь, выполнила и эту команду. — Умница. А теперь иди в постель.

— Мне... Мне надо в душ.

Стараясь убить её приступ паники, поцеловал её:

— Не надо. Иди в кровать. Я разденусь и приду к тебе.

Прикрываясь руками, Ларионова медленно зашагала к постели. Скидывая одежду, отсекаю взглядом, что ей по-прежнему не по себе. Казалось, она вообще хотела остаться одна хотя бы на минуту, чтобы всё обдумать или чтобы остановить меня. Подошёл к ней сзади. Губами прошёлся по шее, затылку. Потёрся о её шелковую поясницу. Ларионова ответила коротким стоном и лепетом:

— Мне всё-таки надо в душ.

— Хорошо, — поцеловал её в плечо, — я потом сам тебя вымою.

— Что? — ахнула она в ответ на мою шутку.

— Ничего. Тихо. — Присел позади неё на корточки, попробовал раздвинуть ей ноги. — Ну же, раскройся.

— Не надо, — взмолилась она, зажимаясь от ужаса. — Я… я же уже мокрая.

— Ладно, чуть позже попробуем, — обманчиво-легко согласился я и подтолкнул её к постели. — Давай, ложись на спину.

— Что значит «чуть позже попробуем»? — доносится до меня испуганное. — И что вы вообще собираетесь делать со мной?

Вместо остроумного ответа, пришедшего мне в голову, я просто забросил её на постель. Опустился рядом, придвинулся к ней, раздвинул ей ноги и начал медленно поглаживать её. Теперь она дрожит и кусает губы.

— Лен, ну хватит, а? Тебе что, восемнадцать лет? — Отвел в сторону её правое колено. — Ну, раздвинь ножки. Шире. Ещё шире. Ещё. — Она всхлипнула, но дрожащие колени всё-таки раскрыла. — Молодец. Хорошая девочка. А теперь выгнись. — Я нажал пальцами. Я ждал стон, но Ларионова понесла ко рту стиснутый кулачок и принялась грызть его. И я изменил позу. Перекатил её поближе к себе, придавил собственным весом её правую руку, перехватил левую и отвел её пальцы подальше от её рта.

— Я хочу тебя слышать. — Я уговаривал её, лаская все те впадины и изгибы, где традиционно проходят резинки трусов и тоненькая ластовица. Я знал, что она испытывает — видел это много раз, у самых разных женщин. Оглушительное сочетание обострённого стыда и нарастающего желания, когда женщина начинает метаться и просить взять её. Только в этот раз всё было по-другому. Потому что к моему желанию подкрадывался страх, что я в первый раз не смогу удовлетворить её.

— Алексей Ми…

— Ну, успокойся.

Шёпот переплетался, как наши тела. Она почти плакала — я ещё уговаривал. И тут до Лены дошло, что именно я делаю.

— Вы… ты хочешь, чтобы я сама тебя попросила, да? — покусав губы, спросила она.

— Возможно. — Я даже не стал спорить. Она попыталась сбежать. Пришлось придавить её телом и откровенно закинуть её ногу себе на бедро. Электронные часы, мигающие на плазме, сказали мне, что я мучаю её уже пять минут. Потом ещё десять. И ещё пятнадцать. На двадцать восьмой минуте она хрипло мурлыкнула и вдруг закричала. Заметалась головой на моей руке и начала звать меня. Сто раз выкрикнула «не надо» и двести раз «пожалуйста». Она почти сорвала голос, скручиваясь узлом. Поджимала пальчики ног, попыталась вонзить зубы в мою руку, которой теперь я сам зажимал её рот. И, в конце концов, я дал ей то самое освобождение, которое заставило её забиться, выгнуться аркой и отчаянно, жалобно закричать в мою ладонь, кусая мои же пальцы.».