Я пришел к выводу, что в аду обязательно должно быть приготовлено специальное место для судовладельцев, которые посылают людей на таких дырявых посудинах зимой в Северную Атлантику. Даже если все складывалось удачно, такие конвои двигались со скоростью, не превышающей пяти узлов, но такое случалось нечасто. Маршруты конвоев заводили нас достаточно далеко в северные широты.

Вблизи Исландии, где сильные западные ветра дуют почти постоянно, идущие на запад конвои могли неделями оставаться на месте. Ежедневное определение положения кораблей и подсчет пройденного расстояния могли даже неисправимого оптимиста вогнать в депрессию. Топливные танки эсминцев не безразмерны. И время от времени на протяжении таких рейсов возникала необходимость пополнить запасы топлива. Для этой цели нас всегда сопровождал танкер.

Однако, чтобы выполнить такую операцию на море, необходимы соответствующие погодные условия. При сильном ветре это невозможно. А ветер был такой, что как-то даже очередным порывом сдуло за борт одного из моих матросов. На корабле немедленно был дан сигнал тревоги. Но о том, чтобы спустить шлюпку, при такой погоде нечего было даже думать. Направив на несчастного прожектор, чтобы не потерять его из виду, я выполнил несколько сложных маневров и подошел к нему очень близко. Дэвид Сили, всегда участвующий во всех спасательных операциях, обвязавшись канатом, спустился вниз по борту и попытался вытащить несчастного. Но к сожалению, не сумел удержать. Матрос снова упал в воду, и больше мы его не видели.

Когда мы шли на восток, ветер обычно дул в корму, но и в таких, более благоприятных, условиях суда-гробы сдерживали движения. Довольно часто у них возникала срочная необходимость что-нибудь подлатать, им приходилось покидать строй и оставаться за кормой конвоя, одновременно передавая командиру просьбу снизить скорость.

Мы использовали этот период снижения вражеской активности для повышения боеспособности кораблей группы В2. С «Вечерней звезды» на другие корабли все реже и реже передавались какие-то сигналы. Мы достигли такого уровня, когда каждый командир отлично знал, что он должен делать при различных возникающих обстоятельствах, и немедленно приступал к выполнению своей задачи, не дожидаясь приказа.

В этот период группа В2 состояла из следующих кораблей: «Вечерняя звезда» (мой корабль), «Ванесса» (лейтенант Шин), корветы «цветочного» класса – «Горечавка» (лейтенант-коммандер Рассел), «Клематис» («Clematis») (лейтенант-коммандер Моррисон-Пейн), «Вереск» («Heather») (лейтенант Тернер), «Колокольчик» («Campanula») (лейтенант-коммандер Роджерс), «Резеда» («Mignonette») (лейтенант Браун) и «Шиповник» («Sweetbriar») (лейтенант-коммандер Купер).

Держа курс домой, среди множества разнообразных сообщений, поступающих на корабль в море, я получил одно, предназначенное лично для меня. Из штаба в Ливерпуле мне сообщали, что в день Гая Фокса я стал отцом маленького сына. Таким образом, я обошел Билла Вильямса, который тоже со дня на день ждал прибавления в семействе. В этом рейсе вполне обычные пять узлов казались для нас совершенно невыносимыми. Мы всей душой стремились домой. Но всему когда-нибудь приходит конец, завершился и этот бесконечный рейс. Мы даже успели слетать домой перед тем, как снова выйти в море.

В следующий раз к родным берегам мы направлялись в конце декабря 1942 года. Мы запаслись большим количеством всевозможных подарков, которыми хотели порадовать наших близких, хотя мы и не успевали к Рождеству. Сейчас даже странно об этом говорить, но я всегда старался привезти с собой мешок лука, который дома являлся практически недоступной роскошью. Конечно, учитывая праздник, мы везли традиционных индеек. А поскольку каждый офицер и матрос на борту припас по птице, возникла серьезная проблема, где их хранить. В конце концов помощник боцмана, очень предприимчивый человек, расположил все наши продовольственные запасы в разных помещениях на носу, заверив меня, что в случае возникновения непредвиденной ситуации этот лишний груз не слишком повлияет на наши мореходные качества. Пришлось пойти на это.

Конвой НХ219 мирно шел своим путем. Мы уже миновали Рокол, одинокий аванпост Европы в Атлантике, и на следующий день должны были разделить конвой на части, в соответствии с пунктом назначения каждого судна. Но тут у нас появилась возможность вступить в бой с врагом, причем даже не думая о своей главной задаче – обеспечении своевременного и безопасного прибытия конвоя.

Вечером Дня подарков в моей каюте раздался звонок. Даже не обладая даром телепатии, я почему-то понял, что наши пеленгаторы что-то засекли, и поспешил на мостик. Там я узнал, что только что перехвачено сообщение немецкой подлодки, которая докладывала об обнаружении нашего конвоя, находясь где-то позади нас. А поскольку мы перехватили земную волну, то, значит, лодка не далее чем в 10–15 милях. У нас не было необходимости думать о том, как увести конвой от противника, или о том, как помешать врагу сконцентрировать силы для нанесения массированного удара. Конвой, можно считать, был почти дома, а немецкие подводные лодки в то время уже нападали на корабли вблизи наших берегов. Последовал короткий сигнал на «Ванессу», и эсминец направился к месту предполагаемого нахождения вражеской лодки. Я проинформировал командира конвоя о своих намерениях и последовал за «Ванессой».

Был ясный зимний день. Море было спокойным, если не обращать внимания на длинную атлантическую волну, в которую мы скоро зарылись носом, окатив зеленоватой водой бак и мостик. Как раз в то утро Дэвид Сили завел разговор о том, что надо отпраздновать День подарков. Вот мы и получили возможность поучаствовать в этот день в необыкновенно волнующей охоте.

На ходу «Вечерняя звезда» получила сообщения с «Ванессы»: «Вижу подводную лодку. На поверхности. Пеленг 235». Затем пришло следующее: «Лодка погрузилась. Ориентировочное прибытие на место погружения через 15 минут». Я даже расстроился, поскольку понял, что мы, скорее всего, не успеем прибыть вовремя.

Но «Ванесса» не смогла установить контакт с погрузившейся субмариной. Мы присоединились к ней и начали совместную охоту. Мы шли очень медленно, периодически включая гидролокатор, и тут я внезапно увидел в пятидесяти ярдах от нас поднимающийся из воды перископ. Лодка была так близко, что я отчетливо увидел, как она идет прямо на «Ванессу». Она была настолько близко, что мы не могли развернуть «Вечернюю звезду» достаточно быстро, чтобы догнать ее и сбросить глубинные бомбы. Необходимо было что-то предпринять, поскольку было очевидно, что эта наглая субмарина явно не испытывает должного уважения к «Ванессе», и готовиться выпустить в нее свои торпеды. Я заорал: «Полный вперед!» – повернул «Вечернюю звезду» кормой к лодке так близко, насколько это оказалось возможным, и сбросил серию бомб, главным образом рассчитывая удивить капитана лодки и заставить изменить планы, а не нанести ей серьезные повреждения. Бомбы взорвались, и лодка исчезла на глубине. Можно было продолжать охоту.

После того как улеглось возмущение воды, вызванное разрывами глубинных бомб, наши гидролокаторы снова засекли подводную лодку. Мы приняли решение об атаке. Однако затем оказалось, что, хотя подводную лодку наверняка довольно хорошо встряхнуло, сильных повреждений она не получила, потому что продолжала маневрировать под водой. «Ванесса» тоже предприняла атаку, но с тем же неудовлетворительным результатом. Состояние воды было неблагоприятным для работы гидролокаторов. У нас, так же как и у «Ванессы», возникли сложности в слежении за субмариной. И в конце концов произошло то, чего я опасался. Мы потеряли контакт с целью. Гидролокатор проводил поиск по широкой дуге, но ничего не находил. Мы в спешке нанесли на карту курсы наших кораблей, рассчитали предполагаемую траекторию движения субмарины. Затем организовали совместный поиск с двух кораблей, чтобы проверить все позиции, которых могла достичь подводная лодка.