еще тихо посапывает, звук приглушен пухом под ее лицом. Я неловко поднимаюсь с дивана, чувствуя, как болят мышцы в тех местах, в которых у двадцатишестилетнего мужчины не должна болеть спина, особенно у человека в хорошей форме, и пересекаю комнату, направляясь к кровати, осторожно дотрагиваюсь до ее плеча, чтобы разбудить.

— Лидия. Я тихо произношу ее имя, один, а затем два раза, и во второй раз ее глаза слегка приоткрываются, легкая улыбка изгибает ее губы, когда она сонно смотрит на меня, за мгновение до того, как она вспоминает, кто я и где она. Я точно вижу момент, когда к ней все возвращается сознание, потому что она отстраняется, ее лоб морщится от раздражения, когда она сонно приподнимается на подушках, сварливое выражение портит ее красивое лицо.

Становится понятно, что Лидия Петрова не жаворонок.

— Что? — Бормочет она, когда я тянусь к телефону, чтобы заказать завтрак в номер.

— Пора вставать.

— Нет, ничего подобного. — Она откидывается на подушку, ее голубые глаза прищуриваются. — Нет занятий, нет причин вставать так рано.

— Кроме того факта, что нам нужно забрать твои вещи из твоей квартиры и обсудить детали того, что ты попытаешься выяснить, пока будешь с Гришей. А потом…

— Можно я хотя бы съем что-нибудь сначала? — Глаза Лидии снова приоткрываются, совсем чуть-чуть: две голубые щелочки на ее хорошеньком личике.

— Вот почему я сейчас звоню в обслуживание номеров, — сообщаю я ей.

Я никогда по-настоящему не завтракал с дамой, и, как я сказал Лидии вчера вечером, мои блюда, как правило, подавались в баре, и бар находился, где-нибудь в Москве. Однако, как только подают завтрак, должен признать, я уже сто лет не пробовал завтрака, подобного тому, который нам подали, настоящий шведский стол: хрустящие вафли, пышные яйца с крем-фреш, зеленый лук и копченый лосось, настоящий кленовый сироп для вафель, сочные сосиски, свежевыжатый апельсиновый сок и бесплатная бутылка шампанского.

— Для чего это? — Лидия берет бутылку шампанского и морщит нос, глядя на нее. — Я люблю хорошую мимозу так же сильно, как и любой другой человек, но сегодня утро вторника.

— Они думают, что мы женаты, — напоминаю я ей, делая глоток апельсинового сока без шампанского. — Они, наверное, думают, что мы остановились здесь в какой-то юбилейной дате, или во второй медовый месяц, или что-то в этом роде.

Я знаю, что это не совсем точно. В отеле прекрасно осведомлены о том, кто я такой и на кого работаю, вот почему мне так легко сходит с рук то, что я здесь делаю, например, затаскиваю женщин в бессознательном состоянии в свой номер. Но поскольку Лидия сказала им, что она моя жена, они, вероятно, предположили, что это действительно так, и она приехала навестить меня, или отчитать, и в результате прислали бесплатные дополнительные материалы.

— Хочешь немного? — Лидия протягивает бутылку за горлышко, сидя на кровати в халате, скромно подоткнутом вокруг ног. Я сижу на диване, соблюдая дистанцию во время завтрака. Как бы весело ни было разделить с ней роскошный ужин прошлой ночью, я не могу позволить себе продолжать делать то, что пробуждает во мне эти чувства к ней. На самом деле я вообще не могу позволить себе испытывать эти чувства.

— Нет, все в порядке, — говорю я ей, накалывая яичницу вилкой. Бледно-розовый кусочек лосося соскальзывает с зубцов, и я снова вонзаю в него нож, возможно, с большей силой, чем строго необходимо. — Впрочем, ты можешь выпить.

— Спасибо. Думаю, я так и сделаю. — Лидия смотрит на меня с кровати, наливая пару глотков шампанского в свой апельсиновый сок. Между нами возникает напряжение, которого раньше не было, и я чувствую, как мы оба обходим его на цыпочках. Мы заканчиваем наш завтрак в тишине, а затем Лидия собирает свою вчерашнюю одежду.

Ее верхняя одежда и чулки немного запачкались после падения с лестницы, но свитер и юбка, которые были на ней до этого, в порядке. Когда она выходит из ванной, решив переодеться там, пока я одеваюсь в главной спальне, я держу для нее свое запасное пальто.

— Вот, чтобы тебе не пришлось надевать грязное, — говорю я ей, и Лидия медленно забирает его у меня со смешанным выражением благодарности и подозрения на лице. Она все еще не до конца доверяет мне, что мудро с ее стороны. Я не тот, кому она должна доверять, а она не та, о ком я должен заботиться. Нам будет лучше, если она останется моей работой, а я останусь для нее опасным незнакомцем, тем, от кого она должна избавиться как можно скорее.

Лидия собирает остатки своей испачканной одежды, складывает ее, чтобы отнести обратно в свою квартиру, и я мельком вижу ее нижнее белье, засунутое между чулками и пальто, это дает мне информацию, которую мне совершенно не нужно было знать для моего собственного здравомыслия.

Под этой длинной скромной черной юбкой на Лидии нет трусиков.

Это конкретное знание проникает прямо в мой член, пульсирующий толчок проходит через меня и в одно мгновение делает меня твердым, заставляя меня болезненно натягивать молнию и стискивать зубы под внезапным натиском возбуждения.

Это чертовски смешно. Я, должно быть, прошел тот этап в жизни, когда от одной мысли о женщине без трусиков у меня мгновенно встает, особенно когда на женщине, о которой идет речь, юбка ниже колен. В наряде Лидии нет ничего даже отдаленно сексуального, или, по крайней мере, его не должно быть, но все, что я могу видеть, это то, как облегающий свитер облегает изгибы ее груди, как юбка облегает стройные бедра, и от этого у меня пересыхает во рту, когда мы выходим из гостиничного номера, и я изо всех сил стараюсь скрыть ситуацию, в которой сейчас находится мой член.

Я чувствую, что схожу с ума.

Холод, по крайней мере, помогает остановить волну, когда мы выходим на улицу. В Москве обычный январский холод, и того, как он бьет меня по лицу, когда мы выходим на улицу, достаточно, чтобы отвлечь меня от возбуждения и немного ослабить его. 

— Не бери в голову никаких идей, — предупреждаю я Лидию, когда мы начинаем идти. — Я бегаю быстрее, чем кажусь, и я найду тебя, даже если сначала не поймаю.

— Не волнуйся. — В ее голосе слышится намек