Каратель остался невероятно доволен и заменой, и покаянными речами родителя неосторожного молодца.

— Я приношу глубочайшие извинения, нейер Дангорт! — сложив ладони лодочками, расхныкался тот — Даже и не знаю, как…

— Каком кверху! — рыкнул Каратель — Не мне тебя учить, как детей воспитывать. Своих не имею. А только знаю твёрдо, что с младости стоит прививать им понятия о том, что чужое это чужое. Что кошелек, что женщина. Есть твоя, и есть чужая. И ответ что за кошель, что за бабу — один. Вору — самая поганая смерть. Всё. Иди, работай.

Конечно же, влетело и "яблоку раздора" — то есть, самой девице Радонир. И влетело хорошо.

— Вы дурак, Боги вас прости, — пробурчала та, потирая рукой оскорбленные жесткой, тяжелой ладонью Хозяина Поместья, крепкие, округлые ягодицы — Всю жопу исхлестали зачем — то! А ещё плела та Нелли, что не бьете вы баб… Как же… Все мужики бьют. Да я — то и не против, нейер! Было б за что…

— Если будет за что, убью, — мрачно ответил Почти — Рогоносец, уже крепко пожалев о содеянном — Вертихвостка ты, Амелла Радонир, вот и всё. Хорошей супруги из тебя не выйдет.

Разобиженная не столько унизительными шлепками, сколько этими высказываниями, девушка громко фыркнула и отвернулась к стене.

Но надо ли говорить, что вскоре, очень вскоре… где — то приблизительно через полчаса они помирились?

А после бурной, страстной вспышки, соединившей их тела и принесшей обоим относительное спокойствие, решили выбросить белые флаги переговоров?

— Да я никогда! — разрыдалась наложница, обливая слезами исполосованную шрамами грудь Хозяина, цепляясь руками за его шею и вздрагивая, как в лихорадке — Никогда! У меня и в мыслях… Нейер! От мужа погулять… это ж хуже любой пакости! И от парня, от жениха… Только шлюхи на сторону бегают, я не такааааая…

— Не такая, не такая, — сумрачно отозвался тот — Не такая. Не плачь, Мелли. Всё, хватит выть. Ну? Успокойся, я сказал. Я понял, что не такая…

Неумело, неловко гладя пассию по худенькой, серебристой спине, по рассыпавшимся волосам, отирая слезы с покрасневшего, почти детского лица Невесты, уже отчетливо знал, что она…

ТАКАЯ.

Жадная, лживая и пакостная. Своенравная. Скрытная. И лицемерка от природы, её и учить ничему не надо, ложь с молоком матери, видно, впитала. Говорят, что вот такую "шлюховатость" бабы наследуют именно от матерей…

Кто была мать Амеллы Радонир? Про отца ясно — обычный сельский забулдыга, в конец спившийся лавочник. Девчонка сама рассказала, что папаша от пьянки и помер… А мать? Мелли её и не помнит совсем…

Да… и не суть важно! Скорее всего, мамашка была смазливой давалкой, вот и всё. Померла, туда ей и дорога. По Ту Сторону карацитово племя пусть и дерет покойницу во все места.

Сейчас другое важно.

Ясно, что Амелла Радонир, в скором будущем нейра Дангорт и супружеская верность такие же родственники, как собака и кот. И что делать? Сколько ещё придется отгонять от девчонки претендентов на место меж её раздвинутых ног? Сколько сынков судей, садовников, работяг, плотников и прочих будет мять белые простыни супружеской постели и белое тело самой нейры Дангорт?

— Хватит тебе реветь, Мелли, — прошептал примиряюще, крепко прижимая к себе измаянное ласками и слезами тело — Принести отвара? Горячего, с травами, как ты любишь?

— Угум, — кивнула она, широко зевнув и поспешно спрятав зевок в ладони — Я не буду от вас гулять… Дейрил.

"Стерва, — подумал он, поднимаясь с постели — В слабое место давишь. Змея…"

Супруги не ищут радостей на стороне, когда между ними есть ещё что — то, кроме постели, денег и удобств.

А тут… кроме мягкой подстилки, да всегда полной чашки больше и нет ничего…

И НЕ НАДО.

Есть и другие способы связать тебе крылышки, птичка Мелли.

"Я знаю, что не нужен тебе. Но я тебе НЕОБХОДИМ, дорогая моя."

…Уже много позже наложница, которая (и это было уже вовсе очевидно!) никогда не перестанет быть ни наложницей, ни любовницей, крепко уснула на плече Карателя, одурманенная сонным питьем и легким заговором.

Сам же Каратель лежал без сна, страдая от теплого, но невероятно больно жгущего кожу легкого дыхания, пахнущего травами и сухими ягодами.

Внезапно разнылись рубцы и все когда — то переломанные кости. Плюсом ко всему явилась боль, крепкими зубами принявшаяся глодать ребра и жевать сердце.

— Ссссшшш, — прошипел Дангорт сквозь сжатые зубы — Сссучья дочь.

И в тот момент, когда он, осторожно поднявшись с постели, дернул за ручку выдвижной ящик комода, надеясь отыскать там когда — то врученные целителем, облегчающие боль пилюли, внизу, в холле дома, послышался какой — то шум…

Гонец из Правительственного Дома, явившийся от Первых Ворот поместья Дангорт, выглядел сильно уставшим.

Явно, мужчине пришлось долго гнать коня по разбушевавшейся внезапно непогоде. Свирепствовавший снаружи дождь со снегом облепил длинный кожаный плащ приезжего сырой, тяжелой коркой, нахлестал по лицу колючей моросью, проморозил насквозь хоть и выносливое, натренированное долгими переездами, а всё таки всего лишь человеческое тело.

— Срочное, — прокашлялся письмоносец, переминаясь с ноги на ногу, следя влажной чернотой подошв по натертому серому камню пола — Срочное известие, нейер Дангорт!

— Давай сюда, — приказал Палач, принимая в руки промокший конверт — Иди обсохни и согрейся, я пока прочту.

Две расторопные служанки увели гостя сушиться и отпаивать горячим вином, а нейер Дангорт, разодрав зубами "облепку" письма, повернулся к ближайшему факелу, с трудом разбирая поплывшие буквы.

— Коня мне, — свернув письмо, коротко бросил подкравшемуся поверенному — Братья Трейд едут со мной, отправь кого нибудь оповестить их. Невесту мою не будить, и ещё…

Здесь же, заметив легкое движение на лестнице, Каратель прервался. Подняв голову, теперь он недовольно смотрел вверх, на спускающуюся по ступеням девицу Радонир.

— Что надо? — спросил, одновременно знаком указав поверенному не медлить — Зачем встала?

— Сложно спать под шум, возню и вопли, знаете ли! — как — то уклончиво ответила Амелла, щурясь на яркий свет ночников и камина — Нейер Дангорт, вы куда собрались?

— Куда надо, — рыкнул Палач — Иди спать, Мелли. Я скоро.

Шагнув к лестнице, он взял Амеллу за руку, поняв, что драгоценная невеста либо тупит спросонья, либо просто, по своему обыкновению, вредничает.

Силой затолкнув её в спальню, и не желая сейчас ни криков, ни истерик, бегло объяснил:

— Амелла, в Правительственном Доме заговор. Зачинщики схвачены, мой… Правитель отравлен.

— До смерти? — взвизгнула девушка, зажав рот ладонью — Ой, мамонька! Он помер, да?

— Не верещи, — шипнул