– В общих чертах я в курсе, а частности не существенны, – кососаженный Сергей Сергеевич, похоже, начинал терять терпение. По крайней мере, сильно запыхтел грозно вздернутым носом. – Мне с тобой не романы писать. Нужно ведь подняться, зайти, представиться, как положено. Задать наводящие вопросы. Я, понятно, не следователь, у меня другая работа. Но разобраться по сути полномочия имеются – дело не хитрое… Да ты не бойся, – вдруг по-доброму улыбнулся майор. – Бить тебя больше не посмеют, никто. Это торжественно обещаю. Я же рядом. Хоть и без табельного оружия, все равно меня голыми руками не возьмешь… по правде говоря, и вооруженными тоже не возьмешь, если только свыше трех нападающих.

– Спасибо, – машинально ответил ему Леонтий, на всякое доброе обращение отвечал он «спасибо», такое уж воспитание, на недоброе иногда тоже, но в язвительном модусе, – честно, я благодарен очень. Просто мне неловко. Точно мы с вами набиваемся к чужим людям, без приглашения. Знаете, говорят: всюду, как дома, ощущают себя короли, воры и проститутки. Мы с вами ни то, ни другое, ни третье. Может, заранее стоило предупредить, что, дескать, зайдем в удобное для вас время…

– Послушай, Гусаков! Тебе по башке дали? Дали! Тупым предметом, сотрясение второй степени тяжести. Чего ты выкобениваешься? В удобное время! В удобное время в тюрьме ужин с макаронами, как говорил Василий Алибабаевич! А ну, пошли! У меня тоже время, это самое, казенное, – Сергей Сергеевич опять исполнил четкий поворот «круго-ом!»

Леонтию пришлось подчиниться насилию. Пусть морально-словесному, но все же. Одна была надежда – в квартире Тер-Геворкянов, сделавшейся на некоторое время ненавистным орудием нравственной пытки, никого нет. Ни слуху, ни духу. Так что, постучат они с майором Сергеем Сергеевичем, потренькают в звонок, может, саданут с досады раз-другой ботинком в бронированный металл, на том их самопальные маски-шоу и закончатся. Да если и есть кто за семью квартирными печатями: с чего это непроизносимый Ломоть-Кричевский взял, будто его пустят тотчас и вообще вступят в переговоры? Кто он, продюсер с «Метро-Голдвин-Майер» – принес повестку для вашей девочки на главную роль, или доставка из бутика «Кристиан Диор»? Леонтий на месте шиншилловой дивы такому Сергею Сергеевичу нипочем бы не открыл. Не то, что дверь, даже глазок.

Так все и вышло. Почти. С одним существенным исключением. В дверь они позвонили – точнее позвонил майор, Леонтий скромно и невидимо приткнулся за его мощной спиной. Два раза, между прочим, звонил. И терпеливо. Потом Ломоть-Кричевский стучал. Нет, не ботинком, не понадобилось. Здоровенным кулачищем, так, что загудело на всю лестничную клетку. Бу-бух! Бу-бух! Будто гранатами кидался. Понятно, без ответа. Леонтий уже воздуху набрал для: «вот видите, я предупреждал, лучше в другой раз», но сказать не успел.

– Что же, попробуем иначе, – выдохнул на простор последние водочные запасы майор Сергей Сергеевич, и достал, совершенно неожиданно, из плотно застегнутого на клапан кармана, связку из пяти-шести тоненьких ключей, напоминавших разнообразные кактусовые колючки. (Отмычки, надо думать, – смекнул Леонтий, и ужаснулся) – попробуем, – майор решительно загремел своим собранием для начинающего домушника.

– Может, не стоит? – прошептал, если не пролепетал Леонтий, хотя и хотелось ему совсем другого, к примеру, заорать: Не смейте! Что вы делаете!.. И так далее.

– Государственная необходимость, – нравоучительно произнес Ломоть-Кричевский. – Тут уж, братишка, цель оправдывает средства. Терпи, – неизвестно к чему добавил он. Видно уловил внутреннее состояние своего спутника. – Терпи. Так надо.

– Ну, надо так надо, – мгновенно сдулся и смирился Леонтий. После подумал: может, действительно так надо? Не он ли сам мечтал о шпионских приключениях? Вот они, ешь их полной ложкой. И радуйся. Хотя, кто знает? Вдруг не солгал, вдруг государственная необходимость и есть. Не ему, Леонтию, решать. На нем узоров… тьфу ты! на нем погонов нету!

Дверь открылась. Не без усилий. Предприимчивому, государственно необходимому майору пришлось-таки попыхтеть. Изрядно. Теперь оставалось только войти.

– Я первым пойду. Ты – в двух шагах позади. Не отставать и на пятки не наступать – короче, держи обозначенную дистанцию. По команде. Команда будет: «за мной»! – это она и есть, – майор без намека на стеснительное колебание переступил высокий бронированный порог.

– Все же там люди гражданские, могут испугаться, – на всякий случай упредил его Леонтий: было бы жестоко стращать шиншилловую фею внезапным военным маневром, вдруг лично она ни в чем не виновата?

– Если бы гражданские не были такими тупыми, они ходили бы строем, – подал в ответ майор Сергей Сергеевич наповал убойную реплику, после чего у Леонтия едва не сдохла от понятийного шока большая часть нервных клеток. – Заяц трепаться не любит! Вперед! За мной! – он не воздел руку на отлете с зажатым в ней командирским пистолетом, но все равно, Леонтий ясно представил себе этот известный, многократно тиражированный кинокадр, и поднялся в решительную атаку из окопа, хорошо еще не закричал: За Родину! За Сталина! а в какой-то краткий миг очень хотелось.

В квартире по-прежнему пахло. Тем самым. Ядовитым. Знакомым. Едва запах был подсознательно опознан, как тут же все существо Леонтия, вздрогнувшее и вздыбившееся, стянул ледяной коркой ползучий ужас. Он ощутил свое, ничем не прикрытое сзади, темечко, беспомощное и покорное, будто бы удар вот-вот будет нанесен, неотвратимо, стоит лишь попытаться оглянуться – так не оглядывайся, не оглядывайся, это всего лишь воспоминание, утешал он себя. Но успокоил его, однако, неприязненно-сварливый голос Ломоть-Кричевского: – Ну, и смердит! Еще ведь люди интеллигентные. Эх, на один только денечек, да в наш второй взвод, когда я дневальным. Было времечко, я тебе скажу! Давно, а будто вчера! – майор запыхтел где-то в темном коридорном далёко, тогда-то Леонтий понял, что приотстал.

– Вы в каком полку служили? – спросил, догоняя, и только потом уже сообразил, что именно он сморозил. Благодарение всем небесам и преисподним, майор не был поклонником великого «гэг-мейкера» Остапа Бендера:

– Я рязанское десантное заканчивал. У нас был курс, а не полк. Курсант я был, понятно? Меня после отобрали за заслуги, – тем временем оба они вышли в заставленную плотно старинной мебелью, сумрачную гостиную.

– А-а-а! – протяжно и согласно отозвался Леонтий, не стоило и спрашивать, куда отобрали и за что. Ну их, этих военных, с их загадочными делами, влипнешь еще ненароком! Наконец-то смог здраво рассудить Леонтий, если не брать в расчет, конечно, то обстоятельство, что стояли они посреди совершенно чужой квартиры, и все их действия вполне квалифицировались согласно УК как взлом с проникновением. А так – ничего, способность соображать непредвзято вроде бы вернулась на свое место.

Они синхронно-зеркально огляделись. Майор повернул свою «рязанскую» мордуленцию сначала справа налево, потом слева направо, Леонтий сделал в точности наоборот. На его взгляд, как будто ничего не изменилось. Со дня последнего приезда Жанны Ашотовны – книжно-журнальный, выцветший хлам был в целости на своих местах, обмотанная тряпками хрустальная люстра, мебель и ковер прикрыты древними, как папирусные манускрипты, «правыми» газетами, кажется, попадались местами даже номера идейно-выдержанных «Известий» времен «меченого Мишки». И никаких человеческих следов, то есть – абсолютно, в смысле: квартира представлялась и была на самом деле абсолютно нежилой. Ни там тебе брошенной второпях массажной щетки-расчески, ни забытой помады, ни початого флакончика духов, чего уж – русским духом вообще не пахло, да и вообще никаким духом, ни эфиопским, ни эскимосским, одной только гадостной дрянью того самого, травленого укропа. Но возвращаясь из поворота налево в исходное положение, Леонтий заметил все же кое-что, чего в гостиной быть не должно, и никогда не было раньше. В углу, приткнувшись в тесноте у многие лета не мытого окна, стояло нечто. С виду напоминавшее задрапированную мешковиной циклевочную машину, какие встречаются в средней руки гостиницах класса «Турист», или богатых ведомственных домах культуры с непременными, парадными паркетными полами.