– Здесь нет второго стула, садись на мою постель…

Елизавета пристроилась на краешке жесткого покрывала.

– Теперь я объясню тебе, почему твоя скромная миссия будет важна, – начала мать Тереза. – Слыхала ли ты о явлении, которое евреи именуют «турецкой ересью»?

Елизавета тотчас испытала чувство радости. Та самая «турецкая ересь»! То самое, связанное с ее отцом!.. Она чуть было не сказала, что ее отца считали «турецким еретиком», но вовремя опомнилась, сообразив, что говорить лишнее вовсе ни к чему…

– Да, я слыхала о «турецкой ереси», я даже спрашивала, что же это такое, я ведь любопытна, но никто не мог мне толком рассказать.

– Я расскажу тебе то, что мне известно. Некий торговец Якоб Франк, прибывший из турецких земель, отверг основное положение еврейской веры; он утверждает, что Мессия уже приходил, в то время как евреи постоянно ожидают его прихода…

– Стало быть, он христианин… – Елизавета водила пальцами по жесткому покрывалу и не глядела на мать Терезу.

– Нет, его нельзя было назвать христианином, потому что многие постулаты его ложного учения не согласуются с истинным христианством. Евреи преследовали Франка и его сторонников, когда те пожелали обосноваться в Польском королевстве. Евреи досаждали польским властям, требуя то и дело, чтобы польские власти преследовали так называемых «франкистов» или «польских еретиков»; то и дело жаловались на то, что еретики мутят народ и проповедуют некую злонамеренную новую веру. Якоб Франк утверждал в Каменец-Подольске перед епископом Дембовским, что признает триединство Бога и полагает Мессию-Спасителя одним из этих трех божественных образов. Якоб Франк выиграл спор публичный с каменец-подольскими раввинами, но после смерти епископа Дембовского польские власти снова поддержали те гонения, которые евреи воздвигали на франкистов…

«…Каменец-Подольск!.. – подумала Елизавета. – Наверное, отец был одним из сторонников Якоба Франка…»

Настоятельница говорила:

– …Франк и многие его сторонники объявили о своем желании присоединиться к истинной церкви. Торжественное крещение состоялось в церквах Львова и Варшавы. Восприемниками новообращенных явились польские графы и князья; более того, эти неофиты получили титулы своих крестных и таким образом приобщились к знати. Крестным отцом самого Якоба Франка был король, его величество Август III!..

– И что же? Этот Франк сделался князем?

– Да. Но служители истинной церкви все же сомневаются в искренности приспешников Франка. Поэтому служители истинной церкви обязаны следить за мыслями и действиями бывших франкистов. Это отнюдь не шпионство, но всего лишь простое и естественное желание защиты матери нашей святой церкви от ее возможных врагов…

– Я поняла…

– Тогда ступай и продолжай жить, как прежде ты жила в монастыре. На следующей неделе я представлю тебя твоей новой госпоже.

– Она еврейка, то есть она бывшая еврейка? Мне бы не хотелось…

– Какая же ты капризная девица! – Сухие, чуть потрескавшиеся губы снова шевельнулись в улыбке. – Нет, она никогда не была еврейкой! Она молода и красива. Она невеста Франка, направляется к нему в Варшаву. Совсем недавно она была торжественно крещена здесь в нашем городе, в костеле святого Доминика…

– Кто же она была до крещения?

– Она происходит из татарского знатного рода, княжна Ассанчуковна. Она тайно скрылась, бежала из поместья своего отца…

* * *

То, что женщина, которой придется прислуживать, татарка по своему происхождению, вызывало у Елизаветы приятное состояние возбуждения. Впрочем, придется ведь на нее фактически доносить, а это уже не могло быть приятным. Девочка также не могла понять, каким образом будет поддерживать связь с настоятельницей, если дама намеревается вскоре ехать в Варшаву… Но докучать, приставать с вопросами не хотелось… «Все равно я ведь все узнаю, так или иначе!..»

Спустя несколько дней сестра Габриэла вызвала Елизавету в приемную, где ожидали мать-настоятельница и с ней молодая дама, действительно красивая, с несколько и вправду татарскими чертами лица. Разговор был коротким. Мать Тереза сказала княжне:

– Ваша светлость, вот девушка, о которой я говорила вам.

Елизавета присела в поклоне, припомнив, как училась танцам, а также и изящным поклонам. Покамест она лишь мельком видела ее.

– Елизавета, вот твоя госпожа, княжна Фелиция Ассанчуковна.

«Не буду ни о чем спрашивать! – решила девочка. – Мне велено явиться в монастырь через месяц, я и приду. А там поглядим, что будет!»…

Уже сидя в хорошей карете рядом с красивой дамой, Елизавета могла наконец рассмотреть ее. Княжна оказалась изящной и двигалась, жестикулировала и говорила с удивительной естественностью. Ее каштановые волосы были подняты локонами на маковку и украшены ниткой жемчуга, на шее трепетала под легким ветерком, влетавшим в открытое окошко кареты, шелковая косынка. Фелиция рассматривала новую горничную, в свою очередь, то и дело заливаясь веселым заразительным смехом. Елизавета также невольно рассмеялась. Когда смеялась Фелиция, глаза молодой женщины представлялись Елизавете совершенно раскосыми. Ей все же было немного обидно. Неужели она в своей бедной одежде выглядит настолько смешной? Но причину безудержного смеха княжны Елизавета узнала спустя совсем недолгое время…

Все еще смеясь, но вполне, впрочем, дружелюбно, Фелиция сказала, что Елизавете следует быть одетой пристойно, и велела кучеру ехать прямиком в магазин, принадлежавший одной французской чете. Львов имел в составе своего населения немало западных европейцев, французов и немцев…

Госпожа приобрела для своей новой горничной платье, чепец, нижние юбки и чулки, а также и новые кожаные башмаки. Когда Елизавета примерила новые башмачки, Фелиция заметила:

– У тебя красивые ножки, девочка! Маленькие ступни…

Княжна нанимала обширный, словно замок, дом в три этажа, отягощенный обильной наружной лепниной. Но прислуги было не так много. Повар, кухарка, двое помощников повара, кучер и два лакея. Белье и верхнее платье мыли две прачки. Частенько наведывались куафюр, модистка и один из наиболее искусных ювелиров Львова. Обязанности Елизаветы оказались не так трудны. Она должна была развешивать принесенные от прачки или новые купленные платья, складывать в комод красного дерева чистое белье, накрахмаленные нижние юбки и косынки. Она же одевала и раздевала госпожу, помогала ей вдевать в уши большие серьги и застегивала сзади на шее колье. Неловкость девочки забавляла княжну. Елизавета не привыкла еще иметь дело с нарядами, устроенными столь непросто… Княжна была пристрастна к всевозможной парфюмерии. За день она переменяла несколько пар надушенных перчаток, часто смачивала за ушами и под мышками ароматной водой… К счастью, Елизавете не приходилось убирать комнаты, для этого скоро была взята особая служанка.

Ни с кем из прислуги девочка не сходилась близко. Все эти люди были значительно старше ее, было им лет от двадцати пяти до сорока. Они также отнюдь не навязывались юной Елизавете в приятели и товарки. Она теперь имела возможность отдохнуть в приятном одиночестве после того, как столько времени провела в обществе монастырских послушниц. Княжна часто уезжала из дома. Днем ездила с визитами, вечерами оставалась допоздна на балах. Елизавета и прежде догадывалась, что в прекрасном городе Львове возможно найти общество богатых и знатных особ, но теперь она узнала об этом в точности. Из книг в доме были только несколько томиков сказок и занимательных романов на французском языке. Тут оказалось, что кое-что из этого девочка уже читала прежде, но теперь перечитала заново, потому что заняться было нечем. Из комнат она лучше всего знала спальню и гардеробную, а в кабинет призываема была редко. На бюро свалены были кучей бумаги, исписанные разными почерками. В шкафу, за стеклом, Елизавета увидела большую, лакированную, черного лака, шкатулку, где, по всей вероятности, хранились важные документы…