Следующее утро началось с переклички в Шорнклифф-Кэмпе, потом женщин разделили по их профессиям для учебы. Лилли и ее сотоварищей по транспортному дивизиону вывезли в большое открытое поле, на котором виднелось что-то вроде дорог, в некоторых местах присыпанных щебнем, в других – покрытых асфальтом, расположены они были без всякой системы по периметру. Все женщины по очереди должны были сесть за руль автомобиля для учебной езды. Вести старый «Даймлер» оказалось на удивление легко.

Остальная часть дня ушла на муштру, которую Лилли быстро возненавидела, лекции, обед, снова езду, снова муштру и ранний ужин в лагере. Затем они вернулись в отель, и по завершении переклички женщинам предоставили два часа на личные нужды, после которых свет выключался.

Ни один следующий день ничем не отличался от предыдущего. Единственное отступление от рутины наступило в воскресенье, в их выходной день, когда рекрутов ЖВК утром проводили в церковь, после чего они были предоставлены самим себе.

Как-то поздно вечером, через две недели после их прибытия в Фолкстон, соседки Лилли по комнате шепотом начали разговор о парнях. Первой допросу, который вели Анни и Бриджет (грубые, как гвозди, лесопильщицы из Бирмингема), подвергли Аду. Она с удовольствием ответила на ряд вопросов, которые быстро перешли от повседневных к интимным: «Как его зовут? Где ты с ним познакомилась? Он тебя целовал? Ты позволила ему какие-нибудь вольности?»

Ада призналась, что любит парня по имени Уильям, что они встречаются уже два года, включая и тот год, который он провел во Франции, и да, они целовались много раз, а один раз она позволила ему забраться рукой к ней под юбку и трогать ее ногу выше колена, но не больше.

Потом наступил черед Лилли.

– Эй, ты, – зашипела на нее Анни. – Мы знаем, ты не спишь, так что притворяться бессмысленно. Давай, выкладывай все.

– Боюсь, мне и рассказывать особо нечего.

– Послушаешь тебя, так ты прямо сплошная строгость и правильность. Будто у тебя никогда своего парня не было. А ты ведь хорошенькая.

– Я… я, пожалуй, не буду ничего говорить.

В душном воздухе номера послышались уничижительные смешки.

– Ну, как знаешь. Мы пытались типа по-дружески.

– Извините, – прошептала Лилли, но они уже перешли к допросу Минни, которая, казалось, ничуть не возражает и готова поделиться с новыми подругами историями своих амурных приключений.

На следующий вечер, как только погасили свет, все началось сначала. Лилли демонстративно исключили из разговора, который теперь шел об Анни и Бриджет и об их парнях. В чрезмерных и – для ушей Лилли – невообразимо сальных подробностях они описывали свои приключения с Джимом и Гордоном. Хотя прошло уже почти два года после их отправки во Францию, воспоминания Анни и Бриджет свидетельствовали, что время не погасило огня их общей страсти.

К тому времени, когда разговор иссяк – а это случилось уже за полночь, – Лилли получила исчерпывающие, во всех подробностях знания по искусству любви, потому что Анни и Бриджет были абсолютно откровенны, описывая всё – без малейших исключений – соседкам по комнате. Она узнала о множестве позиций, в которых мужчина и женщина могут заниматься любовью, о том, что мужчинам очень нравится, когда женщина «подмахивает», о драме, которая случилась с Анни, когда она один раз «опоздала».

Мать Лилли определенно никогда бы не стала просвещать ее или ее сестер на такой вот манер. Да на любой манер вообще. Возвращаясь своими воспоминаниями в прошлое, Лилли пыталась вспомнить, как она когда-то представляла себе, чем семейные пары – или, если уж на то пошло, то и скандально несемейные пары – занимаются в тишине своих спален. Она нередко слышала разговоры своих сестер о чем-то чрезвычайно отвратительном и недостойном, о чем-то, чему они, став женами, будут вынуждены подчиняться, но ни разу не отважилась попросить их дать более полное объяснение.

Теперь она знала и, вероятно, имела большее представление о том, что представляют собой занятия любовью, чем любая из ее сестер в первую брачную ночь. Больше всего удивило ее утверждение Анни, противоречащее всему, что она слышала от сестер, что занятие любовью вещь приятная и, вероятно, страстно желаемая женщинами.

Мысли Лилли сами по себе воспарили к тем драгоценным мгновениям с Робби на вокзале Виктория. Он наклонился, чтобы поцеловать ее, его ладони так нежно обхватили ее лицо. Она прижалась к нему, поднялась на цыпочки, ее дрожащие руки схватились за лацканы его шинели. Они стояли, так тесно прижавшись друг к другу, что она чувствовала его тепло, задержавшийся на его теле запах утреннего мыла, даже его дыхание на своем лице.

От одного воспоминания об этом поцелуе Лилли почувствовала жар, а еще холодок, пробравший ее до мозга костей. Слава богу, она была скрыта от любопытных глаз, завернута в одеяло в благодатном коконе ночи. Неужели это и есть желание, это неземное чувство томления, жажды прикосновения к другому человеку?

И возможно ли, чтобы и Робби чувствовал это, лежа в одиночестве на своей кушетке и снедаемый тем таинственным голодом, который не дает ему уснуть? Это казалось ей маловероятным. Начать с того, что он не собирался целовать ее по-настоящему. Это она случайно повернула голову и прикоснулась губами к его губам. Но он не прервал тут же поцелуя, что должен был непременно сделать. Напротив, он усилил его, прижал ее к себе, а когда закончил поцелуй, то очень неохотно.

Она бы почти все отдала за то, чтобы узнать, что он думал в тот момент об их поцелуе, о ней. Но он не выдал своих чувств в тех письмах, что она получала от него потом, рассказывал только о своих долгих днях в операционной палатке, о том, как он гордится своими достижениями и о том, что надеется вскоре встретиться с ней.

Он тосковал по ней; он, конечно, ни словом об этом не обмолвился, но она не сомневалась. И этим она жила до их следующей встречи.

– 16 –

Констанс оправдывала свое имя – она показала себя преданным другом в первые недели их знакомства, всегда занимала место рядом с собой для Лилли за обеденным столом или на лекциях, не забывала включить ее в групповые прогулки по их воскресным полувыходным.

Прогулки в Фолкстоне по променаду Лис, откуда открывался поразительный вид на Ла-Манш, были любимыми прогулками Констанс, и она почти каждую неделю уговаривала своих соседок по номеру и Лилли присоединиться к ней.

Когда они в этот