Только с доставкой придётся обождать пару-тройку дней, уж больно далеко живёт. И учтите, он беден, как церковная мышь, так что вам придётся оплатить его дорогу самолётом сюда и обратно.

– Ладно, подожду и, конечно же, всё оплачу. Но, тэкэть, главное я усёк: «Твоё копирование не портит оригинала».

– Кажется, не портит, – с достоинством согласился Поползнев. – Но наши клоны ещё очень молоды, мы не знаем, как они поведут себя, достигнув более зрелого возраста, и каковой окажется их жизнеспособность.

– Но не ждать же нам их старости? – усмехнулся Никифоров. – Сами можем раньше загнуться, – добавил он, бросив быстрый взгляд на пожилого Поползнева. – Давай договоримся так: если и мальчик мне понравится, то запускаем процесс. Хотя чего ждать? Всё, общем-то, и так ясно. Понемногу приступай, Фёдор Яковлевич. Думаю, на первых порах ста тысяч зелёных тебе хватит?

– Хватит с избытком, – Поползнев с облегчением выдохнул. Он боялся самодурства толстосума. Боялся, что какая-нибудь мелочь может отвратить босса от великого проекта. Подумал: «Пока всё идёт прекрасно, но, кто знает, какое впечатление произведёт на Никифорова мой собственный клон?»

Выйдя из кабинета олигарха, Фёдор Яковлевич подошёл к красавице-секретарше и попросил её известить студента Новосибирского университета Илью Маковского, что с ним хочет встретиться сам Григорий Александрович. «Всё будет исполнено, Фёдор Яковлевич, – в васильковых глазах секретарши Поползнев прочёл симпатию. «Прочь сомненья, Федя! – пронеслось в его сознании. – Ты обречён на успех, ведь ты же один из великих».

Фёдор Яковлевич имел все основания гордиться собой и своими генами. Илья Маковский сразил Никифорова наповал. Знание трёх языков и буквально всех разделов естественных наук заставило олигарха почувствовать себя жалким подготовишкой. Григорий Александрович после беседы с клоном Поползнева так разволновался, что подошёл к секретарше Маше и назвал юношу гением.

22-го марта олигарх снова пригласил Поползнева на аудиенцию.

– Всё! Дорогой Фёдор Яковлевич! Ты меня окончательно убедил, – начал было Никифоров свою важнейшую речь и вдруг замолчал, почувствовав себя в шкуре презренного просителя. После глубокого вздоха продолжил: – Не знаю, как ты отнесёшься к моим словам, впрочем, всё это, по сути, уже неважно. А суть дела состоит в том, что я наконец принял нестандартное и крайне ответственное решение, – кровь прилила к щекам олигарха, ведь сейчас он зависел от нищего тщедушного старика. Наконец Никифоров, собрав в кулак свою натренированную волю, сухо выговорил: – Я решил расклонировать самого себя.

Сильное волнение охватило Фёдора Яковлевича. На момент он оцепенел, почувствовав себя охотником, который ждёт, когда зверь, стоящий на краю ловчей ямы, сделает свой последний шаг. Не видя реакции Поползнева, олигарх постыдным тоном просителя промямлил: «Так ты готов исполнить эту мою, скажем так, диковатую причуду?»

– Не беспокойтесь, Григорий Александрович, – с облегчением выдохнул овладевший собой Поползнев, – в декабре два клонотрона будут готовы к работе. Так что развитие ваших двойников может начаться уже в первых числах января 2013-го. Сколько клонов вы желаете получить?

– Я вижу больше двоих у тебя не получится, – нервно пробалагурил Никифоров. – Но я, в общем-то, человек скромный, мне и такой малости хватит.

– Как скажете, – тихо пробормотал Поползнев, не отрывая глаз от причудливой текстуры драгоценной древесины письменного стола олигарха.

– А не боишься запороть моих наследников? – внезапно гаркнул Никифоров.

– Никак нет! – по-военному выпрямил спину Поползнев.

– Ну и отлично. На твой банковский счёт я, пожалуй, накину ещё пятьдесят штук зелёных. Бери оттуда всё, что потребуется, и уж постарайся, чтобы создание моих копий прошло без всяких, тэкэть, сучков, задоринок и прочих… э-э-э… типа загвоздок.

– Спасибо, Григорий Александрович, – пролепетал Поползнев. – Каждая ваша копейка будет вложена в предприятие. Ни одна не пропадёт.

– Да не будь крохобором, Фёдор Яковлевич, – добродушно хмыкнул Никифоров. – Назначь и себе приличное жалование, да и своих помощников не обидь. Иначе как бы брачок не вышел. А брачок в производстве моих потомков, сам понимаешь, – голос Никифорова вдруг стал жёстким. – Брак в этом деле, – почти выкрикнул палладиевый король, – может запросто отразиться на продолжительности лично твоей, тэкэть, сам понимаешь, э-э-э… жизни!

– Не извольте беспокоиться, Григорий Александрович. Как говаривали в старину: «Фирма веников не вяжет».

– Ну, давай! – заключил разговор Никифоров и повернул к себе бронзовую богиню Победы, готовую взмахнуть своими орлиными крыльями и наконец оторваться от массивного малахитового пьедестала.

17

Встреча с олигархом произвела на Арину сильное впечатление. Раньше в разговорах с подругами и друзьями она неизменно выражала презрение к толстосумам. Особенно её раздражало их высокомерное отношение к людям, живущим на скромную зарплату. Арина слышала, что богачи на своих посиделках называют бюджетников, вне зависимости от их таланта, «нищими», которых можно в любой момент или купить, или без шума убрать, если осмелятся «пикнуть». Её возмущало, что талант человека, этот фактически дар божий, может быть измерен числом денежных знаков. Примерно с такими мыслями шла Арина на встречу с Никифоровым, но, увидев олигарха вблизи, была вынуждена признать, что этот человек не вписывается в придуманный ею образ российского денежного мешка – наглого лысого толстяка на коротких ножках.

Во-первых, он был высок и скорее худ, нежели толст. Во-вторых, в его жёлто-зелёных кошачьих глазах горел огонь жажды жизни, полной риска и побед. И, в-третьих, он не пытался подчеркнуть своё превосходство и не лез всюду со своими миллионами. Перед нею сидел стройный далеко не старый мужчина, который смотрел на неё с искренним интересом. Да и тему разговора выбрал необычную, и, самое странное, он был готов вкладывать большие деньги в дело, которое могло принести доход не ранее, чем через двадцать лет. Своим удалым размахом он напомнил Арине Генриха Шлимана, который, сколотив правдами и неправдами крупный капитал, лихо спустил его на поиски легендарной Трои, описанной легендарным Гомером. Это было авантюрнейшим предприятием, если учесть, что никто из тогдашних солидных учёных не верил в реальность ни Гомера, ни, тем более, воспетой им Трои. И всё-таки Шлиман нашёл свою Трою. При жизни он слыл чудаком и авантюристом, а после смерти был провозглашён гением.

Конечно, Арина видела, что понравилась Никифорову, и ей это было приятно. Её практический ум быстро смекнул, что, опираясь на капитал олигарха, можно было бы получить независимость от академической науки и приступить к воплощению собственных идей, не тратя драгоценные годы на долгий путь от аспиранта до заведующего лабораторией. И тогда она могла бы добиться чего-то стОящего уже к своим 35-40 годам.

После беседы с Никифоровым случилось самое ужасное, что только могло с нею случиться: она почувствовала, что могла бы влюбиться в этого симпатичного толстосума.

– Но как быть