По-прежнему заглядывал в таверну Дьярмуид. Привозил им свежий хлеб из пекарни своего отца. И чудесные пирожные, которые делала его мать. Глядел на нее настойчиво и влюбленно, все же немного осмелев по сравнению с теми днями, когда пиратское судно капитана Ратона стояло в порту Рэдбея.

Забегал и Тоби. Звал Дейну к ним, да она лишь качала головой, ни на что не соглашаясь.

Мать наблюдала за ней и все больше сердилась. Но старалась помалкивать. Знала она, отчего на душе дочери черно и пусто. Сама была молода. И сама была влюблена. Но знала она и то, что может излечить разбитое сердце Дейны.

Как раз в тот момент, когда девушка, снова склонившись над полом с тряпкой, оттирала на нем грязное пятно от перевернутой накануне похлебки, мамаша Жасинта вошла с улицы в зал, и, внимательно осмотрев его, одобрительно кивнула:

— Ай да умница ты, милая моя! Хорошей хозяйкой будешь в нашей таверне, когда я уйду в мир иной!

— Я каждый день молю небо, чтобы это случилось как можно позже, — отозвалась дочь, не поднимая головы.

— Господь наградит тебя за твою доброту! — махнула рукой мать. — Мужем хорошим, домом богатым, почетом и уважением — тем, чего мать твоя не имела никогда!

— Да, мама, — Дейна поднялась, подхватив ведро, выплеснула из него грязную воду на улицу и тут же вернулась обратно.

Мать же, усевшись на стул, сосредоточенно перекладывала салфетки и ложки, словно бы между делом, продолжая:

— Но и я, чем могу, подсоблю тебе. Ты же знаешь, Дейна, твое счастье для меня дороже собственного. Была я сегодня у сеньора Кальво. Так вот он сказал, что Дьярмуид хочет жениться на тебе. Влюблен давно, да оно и видно, что души в тебе не чает. И тебе пора присмотреться к нему… Он парень хороший, никогда тебя не обидит. Будешь у сеньоров Кальво жить припеваючи. Любят они тебя… Словом, мы, милая, сговорились, что свадьбу сыграем без промедления. О помолвке нынче же вечером и объявим, — и тут же сменив тон со спокойного на угрожающий, мамаша Жасинта добавила: — И только попробуй мне перечить, Дейна! Не то велю Хосе Бертино запереть тебя и не давать ни еды, ни воды! И все равно замуж отдам — дождусь покорности!

— Хорошо, мама, — тихо ответила Дейна.

Оглядевшись, она решила вытереть столы и лавки, чем и занялась с большим рвением.

— И если ты мне скажешь еще хоть слово про своего капитана, то я поотрезаю твои косы, новые растить годами будешь! А Дьярмуид тебя замуж хоть лысую возьмет! — продолжала разглагольствовать мамаша Жасинта, а потом вдруг замолчала и снова пристально посмотрела на дочь, мотнула головой и переспросила: — Что ты сейчас сказала?

— Хорошо, мама, — повторила Дейна. — Я выйду замуж за Дьярмуида.

— Правда, что ли? — охнула мать, не веря своим ушам, и схватилась за пышную грудь, под которой билось большое и нежное ее сердце.

— Правда, — бормотнула девушка. — Я не стану вас печалить.

Мамаша вскочила со стула и бросилась к ней, схватив за локоть и развернув лицом к себе.

— Одумалась? — охнула она. — Золотая моя! Ты одумалась?! Я ведь знала, что моя Дейна самая разумная, самая послушная, самая лучшая дочка из всех! Что ж, твой пират тебе больше не мил, счастье мое?

— Я стану сеньорой Кальво, мама, вам этого мало? — устало спросила Дейна.

— Главное, счастье мое, чтобы и тебе этого было достаточно! А мать твоя счастлива теперь так, что сердцу неймется! Пойду обрадую Хосе Бертино! Завтра Кальво приедут к нам. Сговариваться о тратах на свадьбу! Ты уж принарядись!

С этими словами мамаша Жасинта бросилась на задний двор. А Дейна вернулась к столам и лавкам.

С того рокового часа, когда Дейна смирилась с решением матери, дни по-прежнему бежали за днями. Было решено, что свадьбу сыграют в «Какаду и антилопе», а свадебный торт испечет сеньора Катарина. Сеньор Кальво безуспешно сражался с мамашей Жасинтой за каждый сантим. Хосе Бертино колесил по всему Исла-Дезесператос в поручениях, которые давала ему сеньора Руива. Дейна покорно примеряла покрывало из фламандского кружева и показывалась матери в юбке, как у испанской инфанты.

И только донна Йоханна горестно вздыхала, когда ей раз за разом приходилось ушивать платье в талии.

8. Норвежское кино

В конце рабочего дня во вторник в дверь постучали. И, не дожидаясь ответа, на пороге класса № 316 возник Максим Олегович Вересов собственной персоной. Традиционно спокойный, одетый в деловой темно-синий костюм и бордовую рубашку с галстуком в тон. Дорогая сердцу небритость была по-прежнему при нем.

— Добрый вечер, Марина Николаевна! — поздоровался он.

Мара подняла глаза от методички, которую читала перед этим, и едва удержала себя на стуле — хотелось вскочить и броситься к нему.

— Ааа… Это вы, — проговорила она. — Давно вас не было. Я уж озадачилась, куда вы пропали. На прошлой неделе видела вас чаще, чем вашего сына, а теперь хоть прогулы ставь.

Вересов в ответ расплылся в улыбке.

— Правда? Уж простите, в воскресенье я решил, что вы категорически желаете отдохнуть от моей персоны. А вот вчера я слишком поздно вернулся из Ровно. И даже мой звонок был бы крайне неуместным, не говоря уж о визите.

С трудом сдержавшись от того, чтобы поинтересоваться, что он делал в Ровно, Мара почувствовала, что уши начинают предательски краснеть. И, надеясь, что голос звучит бесстрастно, спросила:

— Понятно. А сегодня вы по какому вопросу? Связались с Натальей Анатольевной? Или потеряли номер?

— С Натальей Анатольевной мы связались. Все в порядке, спасибо. А пришел я пригласить вас в кино. В кино со мной пойдете?

— Куда пригласить? — удивилась Мара.

— В кино, — повторил Макс.

— А на что?

— На норвежское кино, — невозмутимо уточнил Вересов.

О норвежском кино Мара знала только то, что его могут снимать норвежцы. И то не факт. Но очень серьезно кивнула головой и сказала:

— В кино так