Я не хочу. Мой желудок все еще восстанавливается после первой порции, но это предложение дает мне возможность увеличить расстояние между мной и ним.

– Кофе было бы здорово, спасибо.

Когда Уилл возвращается, причем слишком быстро, я успеваю отступить назад, когда он протягивает мне кружку. Наши пальцы коротко соприкасаются, и на этот раз меня действительно словно током ударяет.

– Есть еще одна шотландская традиция, о которой ты, возможно, не знаешь, Мэгги. – Он снова смотрит на меня с медленной, добродушной ухмылкой и кивает в сторону окна гостиной. – Никогда не теряй ни минуты солнечного света.

* * *

Мы идем на запад, мимо «черного дома».

– Видишь все эти темные шрамы на болотинах? – говорит Уилл, указывая землю за дорогой. – Это разрытые торфяники. Скоро мы будем их пожинать.

– Кто – мы?

– Вся деревня, весь остров. В начале апреля начнем снимать дерн, а настоящая работа, нарезка торфа, пойдет в мае. – Он улыбается мне. – Тяжелая, черт возьми, работа, но это лучшее время года. Родственники приезжают отовсюду, чтобы помочь, а когда все готово, мы устраиваем роскошную вечеринку. Она длится несколько дней.

Я улыбаюсь в ответ.

– Сомневаюсь, что тогда я еще буду здесь, так что…

– Никогда не говори «никогда», Мэгги.

Я откашливаюсь.

– Это твои?

Уилл смотрит на полдюжины овец, разлегшихся на дороге впереди.

– Да. Оранжевый и фиолетовый цвет меток – мой.

Он хлопает в ладоши, когда мы подходим к ним, и они медленно встают, злобно блея, а затем уходят на травянистый луг.

– Разве они должны быть здесь?

– Мы не строим ограждений для овец. Они свободно разгуливают по всем островам. Это способствует сохранению природы.

– Чарли сказал, что землевладельцы избавились от жителей островов и заменили их овцами, потому что так получали больше прибыли.

Уилл смеется.

– Ты уже выслушала всю эту историю об эксплуатации, несправедливости и вековых преследованиях? Обычно он приберегает это для туристов, приезжающих летом.

Когда мы добираемся до конца дороги, снова становится слышен шум раскопок. Тот же скрежет и скрип механизмов, который я услышала вчера.

– Итак, как твой официальный гид, я обязан сообщить тебе, что у тебя есть два пути. – Уилл показывает налево. – Юго-западный, который приведет нас по очень грязной Гробовой дороге к не менее грязным Шич-а-Хойн-Вор и Лох-Ду.

– Шич-а-Хойн-Вор?

Он ухмыляется, обнажая зубы.

– Логово Большого Пса.

– Рядом с Горой Ужаса.

– О, да, и не говори, что мы тебя не предупреждали. Правдивее было бы назвать его Хренов Унылый Овраг. Он тянется на полмили между Бен-Уайвисом и Торр-Дисиртом, курганом, над которым работают археологи, если тебе вдруг захочется это увидеть. – Уилл указывает на более ярко освещенную местность справа. – Или мы можем пойти на северо-запад, что приведет нас к Аче-Лурах, что означает Прекрасное Место, и к Трай-Вор – Большому пляжу.

– Думаю, я выберу Прекрасное Место и Большой пляж.

– Мудрый выбор, мэм.

Свернув с дороги на мокрую траву, мы минуем высокое плато, огороженное каменной стеной.

– Кладбище Килмери, – поясняет Уилл. – Все кладбища здесь выходят на море. Вид на вечность гарантирован.

– Ты слышал о тонких местах? Чарли говорил…

– Господи, да ты уже успела отхлебнуть из всех бочек, да? – Он придвигается ближе, щурит глаза. – Я расскажу тебе кое-что, чего Чарли, вероятно, не говорил тебе об этом месте.

– Что?

– На этих кладбищах нельзя хоронить людей, которые здесь живут.

– Что? Почему?

Уилл касается плечом моего плеча.

– Потому что они еще живы.

Я выдыхаю – до этого момента я даже не подозревала, что сдерживаю дыхание.

– Смешно.

– Это просто место, Мэгги. Оно не таинственное. Это не магия. Оно не более одухотворено, чем чертов аэропорт Глазго.

– Полагаю, ты не веришь в то, что я – перевоплощение Роберта Рида? – выпаливаю я, не успев осознать, что собираюсь это сделать.

– Я слышал о Роберте в пабе вчера вечером, – отвечает Уилл. Он смотрит на кладбище, потом снова на меня. – Вся эта история с Эндрю-Робертом – и то, что он жил в Блэкхаузе… Я имею в виду, это довольно… безумно.

– Роберт как-то сказал Чарли, что он родом из Ардшиадара в Уике. А вчера я узнала, что некий Эндрю Макнил родился там в тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году.

– Черт. – Уилл качает головой. – Это…

Я слабо улыбаюсь, мои щеки горят.

– Да.

– Эндрю Макнил действительно существовал? Это… – Он снова качает головой, выражая недоверие, но затем выражение его лица снова становится серьезным. – Весьма необычно. Но ведь все возможно, верно?

– Да, – повторяю я.

– Слушай, я знаю, что, с тех пор как ты приехала, тебе пришлось нелегко. Люди относятся к тебе… – Уилл останавливается. – Мы переехали на остров уже после того, как все случилось, но мама всегда говорила, что ситуация тогда была еще очень острой. Смерть Лорна и Роберта была свежа в памяти. Острову потребовалось много времени, чтобы оправиться от этого. Думаю, твой приезд сюда всколыхнул все заново. – В его улыбке сквозит сочувствие. – Вот это и есть причина враждебности. Это пройдет. Я говорил об этом вчера вечером, когда сказал, что они хорошие люди.

Я хочу рассказать ему о мертвых птицах. О человеке, наблюдающем за мной в темноте. Даже о том, почему я здесь, почему приехала на этот остров. Но мне уже не безразлично, что он подумает обо мне. Рави знал обо мне все – он всегда настаивал на том, чтобы узнать каждый темный и захламленный уголок, каждое побуждение, каждую мысль, желание и слабость. И если он и смотрел на меня когда-либо так, как смотрит Уилл, я об этом забыла. Я слишком привыкла к жалости, раздражению и наставлениям. Я слишком привыкла к тому, что меня осуждают. И что почти всегда я оказываюсь неугодной.

Некоторое время мы идем в молчании. В поле зрения появляется следующий мыс, и прямо посреди него возвышается здание. Трехэтажное, с темными базальтовыми стенами, оконными проемами из розового песчаника, ступенчатыми фронтонами, а над крышей на шесте реет флаг с андреевским крестом.

– Ух ты! Это, наверное, Биг-Хуз, да?

– Да, это Особняк Лэрда.

– Боже. Он просто огромен! Неудивительно, что Чарли…

– О господи, избавь меня от того, что Чарли говорит об этом, – обрывает меня Уилл, и впервые в его голосе звучит раздражение. – Юэн Моррисон сделал много хорошего для этого острова, и Чарли это знает. Этот дом и этот мыс – почти все, что осталось от владений Юэна после того, как тот продал все остальное жителям острова.

– Прости. Я, конечно, все понимаю, но все-таки… Ты только взгляни на этот особняк. – Я пожимаю плечами, делая вид, будто не