знали. Горшков вам сказал. И был еще один человек, который знал. Некоторые догадывались, а он знал. Кто это, Александр Владимирович?

– Понятия не имею. Вы вообще в своем уме?

– Григорий Валентинович, – продолжила Ника. – Помните, год назад Александр Владимирович упал с велосипеда? Разбил лицо, сломал ребро?

– Было дело. – Лицо Бурова еще сильнее налилось кровью, он дышал часто и тяжело.

– Это было не падение с велосипеда. Это Олег его избил.

– Какой Олег? – не понял Буров. Он не справлялся с обрушивающимся на него потоком информации.

– Тот, которого вы отправили в Стамбул. Он знал.

– А почему он вас избил, Александр Владимирович? – Ника смотрела на Белкина. – Не потому ли, что вы шантажировали Алину и домогались ее?

– Чего-о-о? – протянул Белкин.

В следующее мгновение ему в голову прилетела большая кофейная чашка, брошенная Буровым. Следом и сам Буров с неожиданной проворностью вскочил с дивана и кинулся на Белкина – как таран на хлипкую стену.

Выдернув Белкина из кресла, он ударил его кулаком в лицо, потом другим кулаком, а потом бил куда придется, пока Белкин не оказался на полу. Буров хотел продолжить, но Ника встала между ними.

– Григорий Валентинович, достаточно. Присядьте, пожалуйста. Александр Владимирович понял, что был неправ. Открою вам секрет – в этой истории нет ни одного правого человека. Присядьте.

Буров выглядел как бык на корриде – мощный, свирепый, с красными глазами и раздувающимися ноздрями. Ему не хватало воздуха. Он с ненавистью смотрел на Нику. Это была ненависть не к ней конкретно, а вообще ко всему, к тому, во что превратилась его жизнь.

«Ударит или нет»? – спокойно думала Ника.

Не ударил. Если бы махнул кулаком, то не попал бы.

Развернувшись, он двинулся в сторону Алины, но Ника, опередив его, вновь встала между ними.

– Григорий Валентинович, присядьте, пожалуйста. Вы не дослушали до самого интересного.

В красных бычьих глазах мелькнул разум. Шоковое изумление.

Буров сел на диван. Голубая рубашка пропиталась потом, капли катились с лица, он шумно дышал открытым ртом – как аппарат ИВЛ.

– Продолжайте, – прохрипел он.

– А ты, сука, садись и слушай, – бросил он Белкину, который кое-как заполз на кресло, теряя по пути кровь. – Вдруг еще что-нибудь про тебя скажут?

Ника вернулась к камину.

– Вы правы. Следующий вопрос – снова к господину Белкину, – сказала она.

Белкин смотрел на нее одним глазом, второй заплывал, и она видела ужас в центре зрачка. Из сломанного носа текла струйка крови, на белую рубашку, на светлые брюки, на черное кресло.

– Александр Владимирович, – продолжила Ника. – Давайте уточним еще один момент. Вы добились своего? Алина дала вам то, чего вы хотели?

Белкин отрицательно покачал головой, все больше вжимаясь в кресло и не обращая внимания на кровь.

Алина смотрела на Белкина прямо, злорадно, с усмешкой обреченного, но довольного человека.

– Он не добился своего, – сказала она. – Но очень старался.

Она подошла к камину и взяла кочергу с настенного держателя.

– Алина, сядь, пожалуйста, – сказала Ника. – Не надо.

– Не твое дело! – бросила Алина. – Отойди!

Она скалила фарфоровые зубы, остановившись перед Никой.

– Не советую, – предупредила Ника. – Сядь, пожалуйста.

– Алина, сядь, – сказал Буров, потный, красный, оглушенный. – Чего я еще не знаю?

– Ты вообще ничего не знаешь! – Алина развернулась к нему с кочергой. – Ты…

– Алина, сядь, – сказала Ника. – Здесь я задаю вопросы, а вы отвечаете. Я еще не закончила.

Алина села в кресло. Кочергу положила на колени, на светлые брюки.

– Следующий вопрос – к тебе, Алина, – сказала Ника. – Ты знала о планах Горшкова по сливу денег?

– Да.

– Поддерживала их?

– До определенного момента.

– До какого?

– Я не буду отвечать на этот вопрос.

– Хорошо, вернемся к нему позже, – сказала Ника.

– Александр Владимирович, – она обратилась к Белкину. – А вы знали о планах Горшкова?

– Каких? – В горле Белкина хлюпала кровь. – Каких планах?

– Для начала – по сливу денег.

– Нет.

– Глущенко сказал другое, перед тем как его бросили с балкона.

– И вы ему сразу поверили, да? – Белкин усмехнулся разбитыми губами.

– Да.

– Я тоже верю, – вставил Буров, исподлобья глядя на Белкина. – Ты, сука, знал, что скоро вылетишь! Я хотел, чтоб Ваня мне помогал, а Горшок не хотел. Сколько ты, мразь, взял? Тридцать сребреников?

Белкин молчал.

– Алина, следующий вопрос к тебе, – сказала Ника. – Когда Горшков полгода назад узнал, что вы по-тихому поженились с Григорием Валентиновичем, изменилось ли что-то в его отношении к вам?

Ошеломленный Буров перевел взгляд на Алину.

Алина молчала.

– Что изменилось? – повторила вопрос Ника.

– Он напугал меня своими идеями.

– Какими?

Алина смотрела на Бурова, в его красные глаза.

Она молчала.

Ника не торопила ее.

– Намекал, что может сделать меня единственной наследницей, – наконец сказала Алина.

Кажется, все перестали дышать. Несколько секунд длилась немая сцена. Даже кровь, сочившая из носа Белкина, стала сочиться медленнее.

– А вы? – спросила Ника.

– Я сказала, что он сошел с ума.

– Почему не сказали Григорию Валентиновичу?

– Тогда он узнал бы все. Горшков угрожал, что все расскажет.

– Григорий Валентинович, – Ника смотрела на Бурова, цвет лица которого в данный момент соответствовал его фамилии. – Вы оформляли завещание?

Буров отрицательно покачал головой.

– Почему?

– Не было надобности, – сказал он. – Если что, все досталось бы Ване.

Он закрыл глаза.

– А Алина? Ей ничего не досталось бы, если бы не свадьба?

Буров снова открыл глаза.

– Я думал о женитьбе, – сказал он, – но никак не мог решиться, а писать завещание – это, знаете ли, не самая приятная штука.

– Кто был инициатором бракосочетания?

Буров замер. Повернул голову в сторону Алины.

– Мы поженились, когда меня выписали из больницы в Коммунарке, – сказал он. – Будущая жена ухаживала за мной, нянчилась. Как тут не женишься, да, Алина? Все с шуточками да намеками – милый мой, суженый. Капала нежно на мозг.

– Горшков меня уговаривал, – Алина смотрела Бурову в глаза. – Говорил, что я дура, раз до сих не вышла за тебя замуж. Это было еще до того, как он… предложил. Он все сказал после свадьбы.

– Вы продолжили поддерживать отношения с Горшковым, когда он озвучил свою… идею? – спросила Ника.

Алина опустила глаза:

– Я боялась его. Я поняла, что он все спланировал заранее.

– И убийство Ивана?

Алина вздрогнула:

– Я…

– Тварь! – Буров вскочил с места и бросился на Алину.

Спрыгнув с кресла, она замахнулась на него кочергой. Это не остановило его. Выставив вперед большие руки, он шел на нее, а она пятилась к камину.

У камина стояла Ника.

– Николай Гладков, – сказала Ника.

Буров остановился.

Алина тоже остановилась.

– Николай Гладков, – повторила Ника. – Григорий Валентинович, вам о чем-нибудь говорит это имя?

Багровый, свирепый, задыхающийся, Буров будто наткнулся на стеклянную стену.

– Присядьте, пожалуйста, – сказала она Бурову и Алине. – Мы еще не закончили.

Они сели на свои места. Про Белкина все забыли. Сжимая пальцами окровавленный нос, тот смотрел одним глазом на происходящее.

– Григорий Валентинович, повторю свой вопрос, – сказала Ника. – Вам о чем-нибудь говорит это имя?

Буров молчал. Ника смотрела в его красные глаза, а он молчал.

– Да, – наконец сказал он хрипло.

– Кто это?

– Двадцать с лишним лет назад меня обвиняли в том, что я якобы заказал его.

– Вы этого не делали?

– Нет.

– Горшков утверждает обратное. Он не боится вас. Якобы есть кто-то, кто готов дать показания против вас. Поэтому он и сливал внаглую деньги из «Истанбул Иншаат».

– Неужели? – Буров ухмыльнулся, тщетно пытаясь справиться с одышкой. – Он это только что выдумал?

– Не знаю. Возможно, это блеф, но говорил он уверенно.

– Я точно знаю другое, – прибавила Ника и сделала паузу.

– Я знаю, кем был Николай Гладков, – продолжила она. – Он был бизнесменом, который не хотел продавать вам свою компанию за вашу цену. Еще я знаю, что у него была жена, которая умерла от рака десять лет назад. Ее звали… Как ее звали, Алина?

– Ольга Жданова, – сказала Алина.

– Это была моя мама, – прибавила она.

Буров застыл на диване огромной багровой тушей, в которой