— Это не… не правда! Это не точно! — виновато оправдываюсь я, вспыхнув, как гирлянда.

— А вот мы сейчас и выясним, нам спешить некуда. У меня подружка врач, она примет тебя без очереди, если повезет, прямо сейчас. Я ей наберу, скажу, что дело незамедлительное, — обещает Мэтти, клацая телефонными клавишами. — Хотя, — зажав динамик рукой, она бросает на меня игривый взгляд. — У меня чуйка на такие вещи. Считай, что мне докладывают на других планах, — изнеженно улыбаясь, она гладит себя по животу.

***

Когда я покидаю стены госпиталя, на улице уже темно. Снег падает мягкими пушистыми хлопьями и скрипит под моими шагами. Грея руки в карманах, я подхожу к автобусной остановке. Дыхание сбивается, хотя я не спешу.

Заглушая праздничные песни рождественского радио, у меня в ушах продолжают звенеть короткие фразы врача:

— «Примите мои поздравления. У вас будет ребенок».

Ее реплики, так же как и улыбка, были отшлифованы до автоматизма многократными повторениями, но я приняла их, как ангельский дар, и продолжаю нести у сердца.

Мне с трудом верится в реальность произошедшего, вместе с тем я не могу сказать, что испытываю какие-то бурные и болезненные эмоции. Напротив, что-то во мне словно сгладилось, будто уравнялись внутренние весы, и от этого чувства спокойно и уютно, как от потрескивания дров в камине, когда холодным зимним вечером уединяешься в гостиной с хорошей книгой.

«Примите мои поздравления. У вас будет ребенок».

Притормозивший автобус раздвигает двери, маня теплом салона и запахами елки, бензина и путешествия. Купив у водителя билет, я устраиваюсь на одинарном сидении сразу напротив выхода. Только когда двери шипят, закрываясь, я вдруг вспоминаю, что оставила в приемной перчатки. Сквозь толстое оконное стекло я наблюдаю за каскадом снежных хлопьев, растворяющихся в дорожных огнях, и меня потихоньку клонит в сон.

«Примите мои поздравления. У вас будет ребенок».

Я выхожу на остановку раньше, чтобы продлить удовольствие, которым во мне отзывается эта странная дорога домой. Новогодняя иллюминация уже не кажется отталкивающе фальшивой, напротив, в ней снова появляется что-то такое, что прежде заставляло меня в смятении замирать на месте и в предвкушении чего-то особенного озираться по сторонам. Я снова чувствую себя перед тайной комнатой, ведущей в мир чудес, которая вот-вот должна открыться. И ностальгия по прошлым временам вместе с осознанием того, что мечты стали явью, согревает меня счастьем.

«Примите мои поздравления. У вас будет ребенок».

Я больше не ощущаю себя одинокой в большом и сложном мире, все мои взгляды отныне направлены внутрь себя: теперь я ощущаю себя таким миром, миром, порождающим новые миры, сначала тонкие и хрупкие, а потом яркие и удивительные. В этот момент во мне зажигается решимость оберегать маленький мир, зреющий внутри меня, до последнего.

***

Когда я подхожу к своим апартаментам, еще издали различаю голоса, приглушенными мелодиями льющиеся из комнат. Насторожившись, я пошире открываю незапертую дверь, беззвучно проникаю внутрь и замираю в прихожей, прислушиваясь.

— … вот было бы классно! А если их еще и делать в форме зверей! — захлебывается энтузиазмом детский голос, в котором я узнаю Шарлотту.

— Хм, облака из сладкой ваты. А знаешь, неплохо. Я давно чувствовал эту идею, но не мог толком сформулировать. Вот ты ее, наверное, и услышала, — мужской голос принадлежит, без сомнения, Вонке.

— Я вообще-то еще год назад это придумала!

— Тебе все равно никто не поверит. А выдавать чужие идеи за свои просто некультурно. Это называется плагиат, и, к твоему сведению, это уголовно наказуемо.

На цыпочках я подхожу к гостиной и заглядываю внутрь. Потушив свет и развернув к пылающему камину глубокие кресла, в гостиной расположились Вонка и Чарли, к моему облегчению, вернувшая себе первозданный облик. У обоих в руках тонкие шампуры с нанизанными кубиками маршмеллоу, оба слишком увлечены диалогом, чтобы заметить мое присутствие.

Я вся обращаюсь в слух.

— О! О! О! У меня еще идея! Можно? — Чарли едва не давится пастилой.

— Которая по счету за сегодня? — закатывает глаза Вонка. — Тысячная? Или уже миллионная? Твоя способность генерировать новые идеи меня пугает. А если ты научишься воплощать их в жизнь, я буду в отчаянии.

— Но почему?

— Потому что никто на сегодняшний день не готовит сладости лучше меня. Все об этом знают. Шоколад и конфеты Вонки вне конкуренции!

— Что правда, то правда, — согласно кивает Чарли. — Но я не понимаю, чего вы возмущаетесь. Я же для вас придумываю. Я буду счастлива, если любая из моих идей покажется вам заслуживающей хоть капельку внимания.

— Ты это серьезно? — хмурится Вонка и, широко улыбаясь, разводит в стороны руки, сшибая шампуром фарфоровые статуэтки с каминной полки и даже не замечая этого. — Это меняет дело! В тебе определенно есть потенциал — я чувствую это! И я хочу предложить тебе работу. Хочешь стать моим помощником?

— А вы уверены, что так можно? Мне всего восемь.

— Глупости! Я тоже начинал примерно в этом возрасте. Тут чем раньше, тем лучше! Так по рукам?

— По рукам!

Переложив трость в левую руку, Вонка протягивает Чарли ладонь и отрывисто пожимает ее.

Тут Шарлотта оборачивается и замечает меня:

— О, Миссис Вонка! Давно вы здесь? Хотите зефирку?

— Миссис Вонке впору проводить мастер-классы по подслушиванию, — небрежно бросает Вонка.

— Значит, ты остаешься с нами, Шарлотта? — я подхожу ближе и приседаю на корточки перед ее креслом, опустив подбородок на подлокотник. — Я так рада! Ты увидишь, как это здорово: быть частью нашей большой и дружной семьи.

— Сколько раз вам повторять: зовите меня Чарли. Вы же сами слышали, — важно говорит она, погрозив мне указательным пальцем. — Мне предложили работу. Это другое. У нас с вами чисто деловые отношения.

— Конечно-конечно. Тогда как сотруднику мы предоставим тебе комнату под личные нужды — соседнюю, если подойдет — и трехразовое питание. А также, разумеется, несколько рабочих костюмов.

— Костюмов?

— Ну да. Чтобы соответствовать дресс-коду нашей фабрики.

— Я не знаю что значит «дресс-код», — подозрительно щурится Шарлотта, — но если вы так шифруете слово «благотворительность», я против.

— Ни о какой благотворительности здесь не может быть и речи. В заведениях подобного рода все служащие должны соответствовать определенному классу. И не могут вечно ходить в одних и тех же джинсах и старом свитере.

— Правда? — поднимает брови Вонка. — Тогда почему ты сама…?

Я бросаю на него выразительный взгляд и он, демонстративно ойкнув, прикрывает рот рукой.

— Ну ла-адно. Договорились, — неохотно капитулирует Чарли.

— Тогда едем покупать тебе новую одежду прямо завтра.

— Рабочую одежду, — подчеркивает девочка.

— Разумеется.

— Элли, кстати, надеюсь, ты не забыла передать