«Он говорит, что вышел из лавки, от Покровской площади, в шесть часов вечера и пошёл за Покровский мост… идти туда нужно никак не меньше часа – будет семь часов; от Покровского моста пошёл к старшему шурину, на Басманную, – расстояние будет две версты; чтоб пройти их, потребуется полчаса – будет половина осьмого; с шурином ходил на немецкий рынок, пил там чай; для этого надо времени не менее часа – будет восемь с половиною, и, наконец, от немецкого рынка в Малый театр – версты четыре; идти надо час – будет девять с половиною часов. Вот, по самому благоприятному для Чистова исчислению, открывается, что он не мог слушать поименованных им пьес».

Из речи обвинителя на суде

Косвенных улик набралось в избытке, однако прямых не нашлось ни одной: орудие преступления так и не было обнаружено, похищенные ценности связать с Чистовым тоже можно было лишь гипотетически, а его возбуждённое состояние в ту ночь, подтверждённое рядом свидетелей, могло быть вызвано разными причинами, и защитник в своей речи уделил этому моменту немало времени. Особенно он упирал на то, что волнение его подзащитного на допросах – и вовсе естественная реакция честного человека, обвиненного бог знает в чём. В качестве последнего средства убедить подсудимого признаться пригласили священника, но и перед ним Чистов продолжал упорно запираться. Полная противоположность во всём сознавшемуся и подробно описавшему свои действия Раскольникову.

«Судопроизводство по делу его прошло без больших затруднений. Преступник твёрдо, точно и ясно поддерживал своё показание, не запутывая обстоятельств, не смягчая их в свою пользу, не искажая фактов, не забывая малейшей подробности».

Достоевский Ф. М. Преступление и наказание. Эпилог

Трудно сказать, как разрешили бы это дело присяжные, слушайся оно через год, когда вступят в действие новые Судебные Уставы: в истории пореформенного суда в подобных ситуациях встречались как обвинительные, так и оправдательные вердикты. Но в сентябре 1865 г. судьи были связаны правилом, что обвинительный приговор может быть вынесен только при наличии «совершенных» (т. е. безупречных) доказательств, и постановили «оставить в подозрении» – формула, которая уйдёт в прошлое вместе с дореформенным судом. Дальнейшая судьба освобождённого из-под стражи Чистова нам неизвестна. Кровавое злодеяние осталось безнаказанным.

Дело Чистова обогатит «Преступление и наказание» многочисленными деталями: тщательная подготовка убийцы, топор, двойное убийство, болезненное, близкое к помешательству состояние преступника после совершённого кровопролития. Да и сама фамилия главного героя – не старообрядчеством Чистова ли навеяна?..

«Ст. 1153. Подсудимого, запирающегося в преступлении, когда есть основательное на него подозрение, суд старается, без истязаний, уликами, а в случае нужды увещанием священника, привести к открытию истины».

Свод законов Российской империи. Т. XV, 1842 г..

Впрочем, «соединением» в Раскольникове Ласенера и Чистова Достоевский, судя по всему, не ограничился. По меньшей мере ещё одно дело, с подробностями которого тот же «Голос» знакомил читателей в те же самые дни, когда судили молодого старообрядца, могло подарить писателю «красочку». Некий Степанов проник в квартиру чиновницы-вдовы, убил её и напал на случайно зашедшую в гости её родственницу. Она выжила и опознала убийцу. Для нашей темы важно, что Степанов заранее изготовил муляж посылки, благодаря которому и проник в дом; сразу вспоминается изготовленный Раскольниковым фальшивый «заклад», позволивший отвлечь внимание старухи-процентщицы перед убийством…

14. Комендант земного ада

Суд над капитаном Генри Вирцем, комендантом лагеря для военнопленных, по обвинению в многочисленных военных преступлениях, США, 1865 г.

За тысячелетия своей истории человечество, вроде бы наделённое разумом и нравственным началом, так и не смогло не только избавиться от войн, но даже заставить себя твёрдо соблюдать в них какие-то правила. Для братоубийственных гражданских это особенно характерно…

Вопрос о том, какой именно нации принадлежит сомнительная честь изобретения концлагерей, относится к числу остродискуссионных. Распространена точка зрения, что первыми их начали создавать британцы во время англо-бурской войны, для того чтобы изолировать отряды африканеров от их «баз снабжения» – фермерских хозяйств. По приказу британского командующего лорда Китченера фермеров и их семьи держали за колючей проволокой для того, чтобы отрезать сражающихся буров от продовольствия и пополнений. Смертность, особенно детская, была чудовищной, и весь цивилизованный мир тогда осудил эту бесчеловечную практику.

Однако немало аргументов и у сторонников той точки зрения, что первыми подобное начали творить американцы во время Гражданской войны 1861–1865 гг., причём обе стороны: и Союз («Север»), и Конфедерация («Юг»). Разве что содержали в этих лагерях не гражданское население, а военнопленных. Таким образом, всё зависит от того, какое содержание мы вкладываем в понятие «концентрационный лагерь». Если широкое – «специально оборудованный центр массового принудительного заключения по внесудебным основаниям», то пальма первенства, пожалуй, за США. Причём там же подобное явление было впервые в человеческой истории осуждено в судебном порядке.

Каждый четвёртый, каждый шестой…

Наиболее крупным лагерем для пленных южан была Элмира (заключённые переделали её название в «Хеллмира», от английского Hell – «ад»). В начале войны это был тренировочный лагерь для новобранцев, расположенный на границе штатов Нью-Йорк и Пенсильвания, в непосредственной близости от железной дороги (чем и объяснялся выбор места). Поскольку в первые годы войны стороны пленных довольно быстро обменивали, необходимости в специальных лагерях не существовало, но к 1864 г. обмен практически прекратился. Полковник Уильям Хоффман, генеральный уполномоченный армии Севера по делам военнопленных (сам, кстати, успевший в начале войны побывать в плену), распорядился организовать в Элмире лагерь на 8 000—10 000 человек.

«Для наших солдат тяжело находиться в южных тюрьмах, не имея надежды на обмен, но человеколюбие требует думать в первую очередь о тех, кто воюет. Каждый освобождённый под честное слово или как-нибудь иначе рано или поздно вновь поднимет оружие против нас. Если мы примем Систему обменов, которая освободит всех захваченных пленных, то будем вынуждены вести войну до тех пор, пока не истребим весь Юг. Пока мы удерживаем пленных, мы можем считать их мёртвыми».

Улисс Грант, один из командующих армии Севера

Комендант лагеря майор Генри Кольт (брат знаменитого оружейника) не был жестоким человеком и чувствовал свою ответственность за жизнь подопечных. Однако скученность – при нормальном размещении 5 000 человек в бараках и дополнительно 1 000 в палатках в лагере единовременно находилось в два раз больше людей, – неизбежная антисанитария, нехватка продовольствия и чудовищные холода зимой 1864–1865 гг., когда ночные температуры опускались до -27 °C, привели к тому, что каждый четвёртый заключённый в итоге остался лежать на расположенном