свет», – указывает автор. Если в этом и есть преувеличение, то совсем небольшое: кто знает, как сложилась бы судьба книги, если бы не мэтр Жюль Сенар?..

Молодая провинциальная девушка выходит замуж за положительного, но слабого, мягкотелого, воспитанного матерью-тираном человека. Она тяготится унылой повседневностью, мечтает о страстной любви, стремится уехать из сонного городка, заводит роман в надежде, что любовник увезёт её, но, запутавшись и разочаровавшись, кончает с собой. Речь идёт не о «Грозе» Островского, она появится чуть позже. Это – «Госпожа Бовари».

В основу сюжета Флобер положил историю Эжена Деламара – врача, учившегося у его отца, и жены Деламара – Дельфины Кутюрье. Основные сюжетные повороты романа соответствуют реальной истории: Дельфина изменяла мужу, тратила его деньги, а в возрасте 27 лет покончила с собой.

«…Выходит за рамки приличного»

Поразительно, но вершина творчества Гюстава Флобера – это его первый роман. Он печатался в парижском литературном журнале La Revue de Paris с 1 октября по 15 декабря 1856 г. Редакция с самого начала уведомила читателей, что перед ними – не полный текст произведения, а отдельные фрагменты. На эту уловку многоопытный издатель Максим Дюкан, близкий друг Флобера, пошёл, понимая, что текст вызовет обвинения в безнравственности – обычное дело во Франции середины XIX в. Уведомление же (как мы сегодня скажем, «дисклеймер») позволяло в случае чего сослаться на то, что неблагоприятное впечатление, возникшее при знакомстве с отрывком, не сформировалось бы, будь читатель полностью погружён в контекст. В конце концов, это писатель – птица Божия, увлекаемая своим вдохновением (музой, Пегасом – нужное подчеркнуть), а редактору регулярно приходится иметь дело с ветеранскими организациями, полицией и бухгалтерией.

«В книге присутствует тема адюльтера и есть ситуации и намёки, которые скандализовали ханжеское, мещанское правительство Наполеона III. Более того, роман преследовался по суду за непристойность. Только представьте себе. Будто произведение художника бывает непристойно. Рад сообщить, что Флобер выиграл дело».

Владимир Набоков. Лекции по зарубежной литературе

Дюкан намётанным глазом сразу определил, к чему в первую очередь прицепятся: «Сцена с наёмным экипажем выходит за все рамки приличного. Конечно, не для журнала, которому на неё наплевать, и не для меня, подписывающего этот номер с романом в печать, а для полиции нравов, которая вынесет нам выговор, от которого нам всем не поздоровится».

Карикатура «Флобер препарирует госпожу Бовари» (1869)

В этой сцене с точки зрения самого строгого сегодняшнего моралиста всё благопристойно. Ну, садится замужняя женщина с влюбленным в неё молодым человеком в экипаж; ну, катаются они по окрестностям – но ведь экипаж-то закрытый, что внутри – мы не видим, нам не рассказывают; что такого? «И на набережной, среди тележек и бочонков, и на улицах, у угловых тумб, обыватели широко раскрывали глаза, дивясь столь невиданному в провинции зрелищу: карета с опущенными шторами всё время появляется то там, то сям, замкнутая, словно могила, и проносится, раскачиваясь, как корабль в бурю. Один раз, в самой середине дня, далеко за городом, когда солнце так и пылало огнём на старых посеребрённых фонарях, из-под жёлтой полотняной занавески высунулась обнажённая рука и выбросила горсть мелких клочков бумаги; ветер подхватил их, они рассыпались и, словно белые бабочки, опустились на красное поле цветущего клевера».

Разврат и цензура

Это было удивительное время, не зря Владимир Набоков называл его «ханжеским» и «мещанским» (см. врез): с одной стороны, пороки – пьянство и проституция – процветали, в крупных городах существовали целые кварталы, к вечеру превращавшиеся в самые настоящие «дома терпимости», где к удовольствию взыскательного клиента предлагались все мыслимые виды разврата на разный вкус и кошелёк; с другой – государство, церковь, общественное мнение не допускали мало-мальски свободного разговора о банальном адюльтере. Почтенные отцы семейств навещали бордели и любовниц, в то время как их жены крутили романы со студентами, военными и парикмахерами, но при этом каждые семь дней они неизменно шли с детьми в церковь, а тема отношений между полами находилась под строжайшим запретом.

История борьбы с «непристойностью в печати» во Франции насчитывала к середине XIX в. не одно столетие. Возникновение книгопечатания практически сразу породило двойную цензуру – королевской власти и «святых отцов»: книги можно было издавать только с согласия короля, но и оно не было гарантией «выживания» тиража – уже после напечатания церковь могла наложить свой запрет. Тогда издание уничтожали, оставляя несколько экземпляров в королевском архиве. Ушлые литературные дельцы быстро пришли к идее сначала «тамиздата» (книги печатались в Лондоне, Амстердаме, Цюрихе), а затем, когда эти каналы поперекрывали, перешли к «самиздату» – подпольному печатанию во Франции с указанием ложных выходных данных.

Французская революция сделала немало для свободы печати, но последовавшие за ней Первая Империя, Реставрация, Июльская монархия и Вторая Империя Луи-Наполеона III опять поставили «пишущую братию» в весьма жёсткие рамки, запрещавшие демонстрацию и распространение сочинений и изображений, «которые наносят непоправимый урон общественной или религиозной морали и человеческой нравственности». Их-то и имел в виду прозорливый Дюкан. Кроме того, он понимал, что под предлогом «борьбы с безнравственностью» будет предпринята атака на журнал, придерживавшийся либеральных взглядов, не одобряемых в правлении племянника Наполеона, стремившегося возродить былое величие Франции начала века. При Национальной библиотеке Франции вовсю действовало специальное хранилище запрещённых изданий – так называемый Ад (L’Enfer). Туда будут отправлены сочинения Бодлера, эротический роман Полин Реаж «История О» (под этим псевдонимом писала филолог Доминик Ори, секретарь парижского издательства «Галлимар»), снимки фотографа Мана Рэя, работавшего в жанре сюрреалистической фотографии, и другие произведения литературы и искусства. А писатель Ксавье де Монтепен, автор многочисленных авантюрно-развлекательных произведений, даже три месяца отбыл в тюрьме и заплатил штраф за объёмное сочинение о приключениях трёх подруг (название романа Les Filles de plвtrе обычно переводят как «Наштукатуренные девки»). Так что опасения издателя Флобера были вполне понятными. И всё же он рискнул.

«В действительности, возбуждая дело против писателя, правительство стремилось нанести удар по журналу, и дело это носило скорее политический, а не литературный характер».

Андре Моруа

Как изображать порок?

В январе 1857 г. 6‑я палата суда департамента Сена приступила к рассмотрению обвинения против литератора Флобера, написавшего возмутительное с точки зрения общественной морали сочинение, редактора La Revue de Paris Пиша́, издававшего это сочинение, и владельца типографии Пийе, его напечатавшего. Председательствовал судья Дюпати, обвинение поддерживал Эрнест Пинар, 34‑летний юрист, сделавший быструю карьеру в начале 1850‑х гг. благодаря поддержке Луи-Наполеона. Позже