Ратников Николай Иванович – лесозаготовитель, в окружении дочерей: Капитолины и Зинаиды. В правом нижнем углу супруга – Клавдия Александровна – лесовосстановитель, рабочая лесничества с друзьями в праздник Дня работника леса.

По данным военного комиссариата района, Лапчиков Федор Васильевич был на фронте с ноября 1942 года по май 1945-го. Воевал в 360-м минометном полку в звании старшего сержанта. Был ранен.

Теперь, по прошествии многих лет, становится понятным молчание Федора Васильевича. Не хотел он бередить прошлое, а работа у него на войне была страшная, кровавая. Тысячи фашистских гадов вместе с грязной землей подняли на воздух снаряды его минометного полка.

И после войны Лапчиков жил скромно. Работал честно, на совесть.

На самой многолюдной – улице Заозерной, напротив дома начальника лесоучастка Тебелева, проживает солдатская вдова – Шура Матвеева. Уж который год одинешенька: дочку замуж выдала, а сын Николай потаскал на себе рельсы в бригаде железнодорожных путейцев, да уехал счастья искать в городе Балакове. Скучно вдове в доме с резными наличниками да высоким старомодным крыльцом.

Из деревянных построек в нескольких шагах стоит еще крепкий хлев для домашних животных, но из всей скотины в хозяйстве Шуры остался лишь козел.

Говорят, козел – он и в Африке козел, ну а этот просто какой-то козлище! Монстр! Где его приобрела хозяйка, никто не ведает, но, верно, породы не местной, во всей округе таких крупных экземпляров не видывали.

Козел черного цвета с белой манишкой на груди и такой же белой клиновидной бородкой, да большими карими глазами. Но при всей такой красе людей отпугивал исходившим от него запахом. Мужики мучились вопросом: «Чем это от него разит и как это козочки принимают его ухаживания?»

На подобного рода вопросы давал ответы поселковый ветеринар: «Этот специфический запах выделяют половые органы козла, и от этой напасти никуда не деться, такова природа этой деревянной скотины, а что касаемо интереса козочек, то ведь любовь зла – полюбишь и козла!»

Козы, как известно, поедают не только траву, но предпочитают кустарники и ветки деревьев. Отсюда и получили свое второе название – деревянная скотина.

Многие зеваки пытались увернуться от мощного лба козла, но не тут-то было. Казалось, козел только и ждет момента ударить прохожего в зад, это занятие рогоносцу приносит удовольствие.

Монстр своим наполеоновским характером подмял остальных козлов, завоевав расположение коз и козочек всего поселка.

Его все звали – Власом. Такое имя козлу дали фронтовики в недобрую память о генерале-майоре Власове – предателе Родины, сдавшем свои армии фашистской Германии. Потому что однажды козел, собрав в стадо своих подруг с улицы Трактористов, увел их полюбоваться зеленью дремучего леса, и с того дня коз никто не видел. В конце лета козел увел подруг с улицы Заводской, а вернулся домой снова один.

Хозяева долго искали своих кормилиц. За болотами в темном лесу, куда часто наведываются волки, от животных нашли рожки да ножки.

Как-то собрались мужики из числа охотников-любителей в кабинете начальника Тебелева и вспомнили случай с пропавшими козами. Сменный механик Петр Царегородцев не то удивлялся, не то спрашивал:

– А почему козла-то не съели волки?

Начальник Тебелев, грузно шевельнувшись на стуле, отчего тот жалобно скрипнул, все ж весу в седоке два с лишним центнера, предположил:

– Коз ведь много было, наелись звери, а сытые-то они не тронули козла.

– Да нет, тут другое, – заспорил бывший разведчик Михеич, – оне, волки, понимают, если съесть козла, то кто им в следующий раз еду приведет. Этот Влас уже дважды свои армии сдал!

– По-твоему – здесь коммерция!

– Здесь явная подстава и предательство!

– А может, все дело в запахе? – не унимался Тебелев. – От козла разит – сравнить не с чем.

– Ну и что, – стоял на своем Михеич, – волки и падаль жрут за милу душу, а она без запахов не бывает!

– Оно, конечно, так, но этот, с позволения сказать, аромат душного козла вряд ли приятен и серым разбойникам?

Охотники потолковали-потолковали, да коз уж не вернуть.

Однако в поселке нарастало недовольство – дети остались без молока, за такие дела следовало бы власовца приговорить…

Но Шура, жалея свою единственную животину, лизавшую ей руки, сначала прятала Власа под замок, а когда страсти улеглись, стала выпускать его во двор. Козел вставал рано, подходил к изгороди, через щель обозревая улицу, вел наблюдение.

Утром Тебелев спешит на работу с большой сумкой еды через плечо. Со Стрелки доносятся гудки маневровых поездов, звучные удары кувалды обо что-то металлическое, в депо уже кипит работа.

Начальник одет в двухместную плащ-палатку защитного цвета, в ней разместились бы два крепких солдата.

Тебелев, опасаясь черного козла, приоткрыв калитку, провел визуальную разведку, но нежелательный объект не обнаружил. И он, не ведая, что находится под прицелом, тяжелой походкой зашагал по тропинке вдоль забора. Влас, увидев соседа, покинул засаду и с разбегу ударил его в зад. Начальник, при габаритах большого шифоньера, все же не выдержал удара. Упал. Ему помогали вставать подошедшие рабочие.

– Нет, вы видали такое… меня, танкиста, таранил какой-то козел… У-у, деревянная скотина! – возмущенно грозил Тебелев.

Осенью из города Балакова приехал за Шурой сын Николай. Дом в Карасьярах они продали украинцу Николаю Антонычу Шпанко.

Прощаясь с земляками, Николай рассказал историю: «Мужик, сосланный сюда в поселок на принудительные работы по статье – за тунеядство, научил козла курить, а потом шутки ради зажженную сигарету сунул ему в рот. С тех пор козел невзлюбил мужиков и стал совершать таран».

Поезд прикатил на лесосеку. Перед глазами лесорубов привычный пейзаж: пни с остатками хлама поверженного леса да стальные нитки рельсов, уходящие за край болота, где каждое утро всходит красное, но холодное солнце. В вершинах старых осин голодные дятлы долбят промерзшую кору. Густые темно-зеленые ели серебрятся снежными шалями.

На площадке конечной остановки дымит водогрейка. Возле нее, прижавшись, стоит гусеничная техника. Рабочие похлопывают рукавицами, потаптывают подшитыми валенками по скрипучему снегу.

Водогрейкой заведует всегда чумазый, прокопченный дымом – Федька-тунеядец, сосланный в наши края по статье – было такое время.

Мужики из интереса задавали ему вопросы – на предмет нахождения здесь в тайге, и он, как осознавший свою вину гражданин, охотно отвечал: