Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Волатильный рынок золота - цены на нем могли меняться на 20 и более процентов в течение одного дня - был пережитком войны. В 1862 году, впервые в истории США, федеральное правительство начало печатать собственную валюту, известную как гринбеки, чтобы покрыть растущие долги. Конгресс установил доллар в качестве денежной единицы страны в конце 1700-х годов, привязав его стоимость к определенному количеству золота или серебра. До этого эмиссия денег была возложена на банки, чьи векселя можно было обменять на золотые и серебряные монеты (так называемые специи). Но в условиях стремительного роста расходов в военное время и истощения золотого запаса Казначейство США печатало наличные деньги, обеспеченные не драгоценными металлами, а кредитом федерального правительства - верой в то, что правительство сможет покрыть свои обязательства.
В условиях, когда доллар не был привязан к золоту, их стоимость дико расходилась, поднимаясь и падая в зависимости от последних новостей с поля боя. Слухи о поражении Союза могли привести к резкому росту цены на золото по отношению к доллару из-за опасений за будущее американского правительства. Во время войны цена на золото превышала 200 долларов, то есть сто долларов стоили двести гринбеков. Именно от такого вида азартных игр, считавшихся неприличными и непатриотичными, поскольку они означали ставки против Союза, Джозеф Селигман предостерегал своих братьев в письмах из Европы во время войны. Спекулянты золотом приводили в ярость Авраама Линкольна, который однажды заметил: "Со своей стороны, я желаю, чтобы каждому из них отстрелили его дьявольскую голову".
Золотой угол был невероятно смелым, но технически возможным. Предложение слитков было ограничено: на нью-йоркском рынке в каждый момент времени находилось от 15 до 20 миллионов долларов. Но на пути Фиска и Гулда стояло одно препятствие: Министерство финансов, а именно его политика регулярной продажи золота для погашения государственного долга. Но что, если им удастся убедить недавно вступившего в должность президента Улисса Гранта, что в национальных интересах правительства временно приостановить продажу золота?
Гулд подкупил шурина Гранта Абеля Корбина, который организовал для Гулда несколько аудиенций с президентом, на которых финансист выступал с популистской риторикой. Он утверждал, что прекращение продажи золота государством, что приведет к росту его цены за счет сокращения предложения, будет выгодно американским фермерам и экспортерам. Почему? Поскольку европейские страны были привязаны к золотому стандарту, американские торговцы могли обходить зарубежных конкурентов, выставляя меньшие цены на свою продукцию за границей и получая большие деньги, когда обменивали золото на гринбеки у себя дома. (Подумайте об этом так: Если премия за золото составляла 130, то партия табака, которая в Ливерпуле стоила 10 000 долларов в золоте, в долларах стоила бы 13 000 долларов в гринбеках. Если цена на золото поднималась до 150, то тот же груз стоил 15 000 долларов). Гулд также заплатил генералу Дэниелу Баттерфилду, недавно назначенному помощником секретаря казначейства в нью-йоркском Подказначействе, чтобы тот снабжал его информацией о планах агентства.
Летом 1869 года Гулд обратился к Джозефу Селигману и другим брокерам, начав скупать золото. Баттерфилд также был клиентом Селигмана. Помимо того, что Джозеф был личным брокером Баттерфилда, он был одним из банкиров, на которых помощник министра финансов полагался при продаже золота от имени федерального правительства.
Джозеф был постоянным посетителем нью-йоркского Подказначейства. Во время своих визитов Баттерфилд информировал банкира о мыслях Министерства финансов - ценная информация, - хотя Селигман уже лучше других понимал финансовую политику администрации Гранта: по просьбе Гранта он работал над ее разработкой вместе с министром финансов Джорджем Бутвеллом. По словам Селигмана, Грант даже предложил ему работу у Бутвелла, но Джозеф отказался, сославшись на обязательства перед своей фирмой. "Он был нужен банку, а его братья умоляли его оставить политику и государственные должности в покое", - вспоминал его сын Исаак Ньютон.
В начале сентября 1869 года Грант сообщил Корбину, что написал Бутвеллу письмо, в котором высказал предположение, что продажа золота в этом месяце (которая приведет к снижению цены) может навредить фермерам в разгар сезона сбора урожая. В ответ министр финансов отложил запланированную продажу золота. Корбин поспешил передать эту информацию Гулду. Это был их момент; Гулд и его кольцо яростно скупали золото.
Даже для хаотичного рынка золота покупки Гулда и его заговорщиков вызвали необычный скачок цен. Грант, которого в очередной раз использовал в своих интересах близкий член семьи, в конце концов раскусил эту схему. Но он уже поставил свою администрацию в компрометирующее положение. Он позволил себе встречаться с Фиском и Гулдом, придавая им видимость легитимности, и принимал от них льготы, включая бесплатный проезд для своей семьи на борту частных железнодорожных вагонов Erie.
По словам Линтона Уэллса, Грант встретился с Джозефом Селигманом в середине сентября, зная о тесной связи банкира с Гулдом. Селигман и его братья были главными сторонниками президентской кампании Гранта, а Джозеф был вознагражден почетным местом на инаугурации нового президента: он стоял за Грантом, когда тот принимал присягу, а затем присутствовал на инаугурационном балу.
Президент резко спросил Селигмана о его роли в покупке золота от имени Гулда; банкир признался, что его фирма купила большую сумму для Гулда, а также приобрела золото для собственного счета. Возможно, из-за своей давней дружбы с Селигманами обычно немногословный президент сказал Джозефу "достаточно, чтобы предупредить его, что было бы разумно разорвать отношения с Гулдом, по крайней мере временно, и продавать золото, а не покупать его", - вспоминает Уэллс. Грант впоследствии уполномочил Бутвелла продать золото на 4 миллиона долларов из казначейства, поскольку его цена превысила 160.
Утром в пятницу, 24 сентября 1869 года, в день, когда администрация Гранта разрушила угол Гулда, цена на золото на мгновение взлетела до 164. Репортеры с Уолл-стрит, привыкшие к определенному уровню ежедневного бедлама, были ошеломлены хаотичной сценой. "Крики и вопли сотен активных операторов казались здесь излияниями маньяков, - сообщала газета The New York Times, - и на короткое время бледность охватила лица, а дрожь - лица этой массы, которая была взвинчена до предела человеческой выносливости".
Вскоре новость о готовящемся