дыхание. Еще никогда ты не задерживал дыхание так надолго.

Пальцы остались на месте и даже пошевелились. Так спокойно и нежно — да, это было нежно — Крис гладила тебя по ноге. Потом она вдруг повернула голову, отделилась от Миха и за секунду перед тем, как это случилось, ты понял — сейчас это случится.

Ты целовался. Ты целовался прямо сейчас. Вы целовались.

Пальцы обхватили твою ногу, а ее язык так вкусно — да, это было вкусно — двигался у тебя во рту.

Нет, подождите.

Твои губы оторвались от губ Крис, и ты посмотрел на нее.

— А нам можно? — услышал ты собственный голос.

Это был самый странный вопрос на земле, но Крис только кивнула.

— Да, но Мих…

— Все нормально, Яки, — прошептала Крис. Она опять прижалась губами к твоим губам, совсем коротко. — Яки, милый Яки.

Ты заглянул ей через плечо: Мих улыбался тебе. И ты понял, что значит эта улыбка.

Крис опять повернулась к Миху, и они опять стали целоваться.

Ты засмеялся. Конечно, не вслух — нет, ни в коем случае, — но внутри у тебя ликовало и кричало все, что может ликовать и кричать.

Крис опять повернулась к тебе.

И ты знал, что сейчас случится.

Вся деревня еще мирно спала. Ты уже проснулся. Хотя, может, вообще не спал всю эту ночь, но когда лежал на своем диване-кровати, а за окном вдруг стало светло, ты не смог толком осознать, что произошло.

Ты вышел на улицу с закрытыми магазинчиками, свернул налево, потом в следующий переулок и потом в третий в сторону моря.

— Калимера[5] — сказал ты лысому бородатому Йоргосу, который сидел в кресле-качалке у своего порога и никогда еще не покидал свое место, однако вчера вечером сделал исключение.

— Калимера, — отозвался эхом Йоргос и кивнул с довольным видом — ему праздник тоже явно понравился.

Выходя из дома, ты толком не знал, куда пойдешь. Ты выбрался из постели, натянул штаны и футболку и на цыпочках спустился. Внизу ты влез в шлепанцы, открыл тяжелую дверь ресторана и вышел в переулок. Ты шагал по деревне просто так, без цели, переходил из одной улицы на другую, но тебе казалось, что твои ноги, как во вчерашнем танце, сами знали, куда тебя вести.

Ты прошел мимо пустых террас вдоль широкой дороги к пляжу. Мужчина с сигаретой во рту подметал камни на мостовой, где они все до одного были разной формы. Всего каких-то восемь часов назад он во все горло подпевал каждой песне, а сейчас уже готовился принять первых посетителей, которые скоро рассядутся у него в ресторане. Он кивнул тебе, а ты кивнул ему в ответ.

Море было спокойным, солнце распалялось, как и всегда. Ты прошел по улице мимо всех ресторанов к пляжу, как в тот день, когда ты впервые встретил Миха. Тогда ты жутко злился, но сейчас все было иначе.

Вдалеке уже показалась та самая каменная стенка, и с каждым шагом в тебе пробуждалось какое-то странное ощущение. Там кто-то был, на том самом месте, где обычно сидели вы с Михом. Ты узнал голую спину, шапку черных волос и тут понял, кто это. Или ты все это время знал, кто там?

Ты остановился у стенки — вашей стенки. Мих обернулся и взглянул на тебя. Он ничего не сказал. Ты замешкался, но потом сел рядом с ним и тоже ничего не сказал. Посмотрел на желтые шлепанцы, которые валялись у ног Миха, и сбросил на землю свои синие.

— Мих, — наконец решился ты.

— Что, Яки?

— Ты злишься или ты рад?

— Ты обо чем?

Твои загорелые ноги болтались над землей, рядом с ногами Миха (такими же загорелыми, но с черными волосками), которые были уже слишком длинными, чтобы ими болтать. Он уперся пятками в песок, ты посмотрел на его здоровенные ступни и впервые за все это время подумал, какой же у Миха размер обуви.

— Так обо чем ты сейчас? — снова спросил он.

— Да так. — Ты пожал плечами, потому что уже спросил, о чем хотел. Злится или нет, все и так понятно. Ты довольно долго думал обо всем (примерно полночи) и был уверен, что одно из двух окажется правдой. Ты долгие часы лежал на тонкой простыне на своем диване-кровати, уставившись в черную пустоту жаркой комнаты, и все это время никаких других мыслей у тебя не возникало. Злится или рад. Третьего варианта быть не могло.

— Почему злой? — спросил Мих.

Ты пожал плечами и уставился на море.

— Ну-ка, подвиньтесь.

Вы с Михом одновременно оглянулись. Рядом стояла Крис. Она была в зеленых шортах, на носу темные очки, которых ты еще не видел. И она до сих пор — или опять — была в широченной белой футболке твоего друга.

Ты подумал: ее друга. Потому что это так: Мих был ее другом. Его девушка, ее парень и лучший друг. Ведь так?

Мих немного отодвинулся от тебя. Крис взобралась на стенку и втиснулась между вами. Ты боялся даже взглянуть на нее.

— Ну вот… — начала Крис.

— Да… — произнес Мих.

Больше никто ничего не сказал. Тебе хотелось закричать и спросить тысячу разных вещей, но все слова, что приходили в голову, казались сейчас совершенно не подходящими.

Крис сбросила шлепанцы на песок, в компанию к вашим.

Мих молчал, Крис молчала, и ты молчал. И, скорее всего, вы еще никогда так долго не молчали, пока были вместе.

«Я хочу с ней целоваться», — эта мысль пронеслась у тебя в голове так быстро и так резко, что ты даже удивился, какие странные мысли вообще могут возникать у людей.

«Целоваться, целоваться, целоваться!» — вот что крутилось в твоей голове, и тебе так сильно этого хотелось, что ты готов был повернуться и на самом деле прижаться губами к губам Крис. Это как сесть в самолет с пакетом конфет. Пока ты не открыл его, еще не знаешь, насколько они вкусные, но как только разорвешь упаковку, остановиться уже невозможно. А теперь пакет опустел, хотя, может, и нет, но в любом случае для тебя там ничего уже не осталось.

Двое мальчишек и одна девочка сидели рядом на каменной стенке между широкой дорогой и ракушечно-каменным пляжем и пытались побить рекорд игры в молчанку. Ваше достижение становилось все лучше и лучше, так что на чемпионате мира по молчанке вам бы наверняка выдали медаль.

Эй. Стоп, секундомеры.

Тебе что-то послышалось?

Первым был Мих, это он