Вокруг внезапно разбушевались остальные пациенты: они швыряли стулья, разбили телевизор на полке, перевернули стол. Завыла сирена. Сначала рейджен подумал, что звенит у него в ушах. Когда увидел, что Льюиса рвет кровью, то понял, что ублюдок вот-вот окочурится, но продолжал действовать на автомате. Обидчик детей и стариков должен умереть.

Потребовался артур, чтобы заблокировать рейджена, и аллен – чтобы оттащить его с Пятна. кевин, видя, что охранники остановились в дверях, вернулся и сел на стул. Его трясло.

В голове послышался голос аллена:

– Господи, рейджен, ты подведешь нас под еще одну шоковую терапию. Мы никогда отсюда не выйдем!

Ответа не последовало.

кевин видел, как Линднер и санитары указывали на лежащего на полу Льюиса. Он знал, что его хотят отсюда унести – возможно, в мужское отделение, – но им пришлось бы пройти мимо него. кевин вдруг заметил, что остальные пациенты, устав буйствовать, медленно обступают его, словно отгораживая щитом.

Удивительно. Безумные взгляды. Жутковатые улыбки. Половина из них были зомби, которые ничего не соображали, и все-таки они его загородили. Как они до этого додумались? Что их сподвигло?

Раздался голос Линднера:

– Миллиган! Покажись! Встань! Я знаю, ты там!

кевин встал.

– Нам не нужны неприятности, Миллиган!

– Может, зайдете сюда и объясните это пациентам? – крикнул кевин. – Валяйте, побеседуйте с ними.

– Давай успокоимся, – ответил Линднер. – Нам надо унести мистера Льюиса.

– Он весь ваш.

Охранники осторожно вошли и оттащили Льюиса из общего зала в коридор. Пациенты молча смотрели, не разрывая живую цепь вокруг кевина.

– Сюда идут врачи, Миллиган, – сказал Линднер, – и мы хотим с тобой поговорить.

кевин на секунду растерялся. Что он может сказать или сделать? Затем, ощутив, что телом завладевает аллен, скользнул назад в темноту.

Дерзай, трепач. А то рейджен облажался.

аллен знал, что не сможет долго рассчитывать на защиту пациентов. Вместо жесткой конфронтации, свойственной рейджену, срочно требовались его, аллена, приемчики. Он будет блефовать, дурить им голову и лгать. Врачам надо дать понять, что, случись с ним что-нибудь, их ждут большие неприятности.

Он позволил врачам и санитарам увести себя в одну из комнат.

– По изоляции соскучился, Миллиган? – спросил кто-то.

– Посидишь тут, пока блок не успокоится и не уберут стекло.

– Теперь врача увидишь, когда рак на горе свистнет.

Последняя фраза была, кажется, сказана Линднером.

аллен молча слушал угрозы, трогая в кармане магнитофонную кассету. Почти неделю он прослушивал совещания и встречи с глазу на глаз. Насобирал по крохам сведения о каких-то подозрительных делишках. Единственной надеждой было посеять между ними недоверие – заронить подозрение, что в их среде завелся шпион.

аллен тихо заговорил. Это были его первые слова за две недели. В течение тех двух недель на Пятне в основном находился марк, их семейный зомби.

– А теперь вы меня послушайте.

Его спокойный голос и внятная речь заставили их изумленно замолчать.

Вспомнив историю, которую он однажды видел по телевизору – про медсестру, дававшую пациентам завышенные дозы препаратов, – он повернулся к сестре Грандиг и скороговоркой выпалил информацию из медицинских карт. Потом спокойно добавил:

– Я ничего не напутал?

Она побледнела. аллен улыбнулся, зная, что она спрашивает себя: откуда он знает, что у кого в карте и какие лекарства я им даю?

Обвел их всех взглядом.

– Подумали, что мы зомби и потеряли бдительность, а?

аллен сыпал намеками, повторял обрывки разговоров, которые выудил из магнитофонных записей. Представлял себе, как каждый из них гадает: откуда он знает, что я говорил?

Когда его выпустили из комнаты, аллен с удовольствием отметил, что они теперь долго будут друг друга обвинять и грызться. Он с трудом сохранял спокойствие. Пришлось намекнуть, что он знает гораздо больше, чем на самом деле, – накормить их ложью, чтобы воображение пустилось вскачь и рисовало жуткие картины, какой еще опасной информацией он владеет.

Когда ему позволили самостоятельно выйти в общий зал, а не кинули в карцер, аллен ощутил, как у него от облегчения слабеют ноги. О господи… еще бы чуть, и конец…

Позже он узнал, что одна из соцработниц пожаловалась, что, когда она вышла из больницы, за ней следили.

Нашлись те, кто утверждал, что Миллигана определили в Лиму в качестве шпиона.

Он доказал, что представляет собой угрозу, даже будучи заключенным в блок с самым строгим режимом, и предполагал, что теперь его попытаются задобрить обещаниями и поблажками. И точно, несколько дней спустя его перевели в блок пять/семь со среднежесткими правилами, более свободный, чем девятый.

И никакого наказания за то, что рейджен избил старшего по отделению Льюиса.

аллен позвонил сестре Билли Кэти, которая как раз собиралась его навестить, и попросил привезти кофе и сигарет.

Перевод Миллигана в более свободный блок стал для многих полной неожиданностью. Но, хотя это и было прогрессом по сравнению с девятым, в пять/семь врачи тоже могли забыть о нем, обращаться с ним как с шизофреником и пичкать лекарствами, невзирая на мнение психиатров извне или решение суда.

Миллиган узнал, что самым желанным и относительно нестрогим блоком считался шестой. Пациенты там были тихими, пассивными и в общей массе не создавали проблем. Двери не запирались, выходить из комнаты позволялось в любое время. Надо было только отметиться в журнале – и ты мог бродить по всему зданию.

Имея двадцать четыре часа в сутки на разработку плана и двадцать четыре внутренних эксперта для его реализации, он найдет способ перебраться в шестой. Не считая разве что перевода в Афины, теперь это было его самым заветным желанием.

аллен принялся искать способ.

Команда врачей распорядилась, чтобы санитары не давали ему бумагу и карандаш больше чем на час в день, да и то – исключительно в общем зале под присмотром санитара. Если он писал письмо, персонал его читал. Он подозревал, что все письма, которые ему приходят, тоже просматриваются.

Он был уверен, что администрация и служба безопасности Лимы обеспокоены тем, что́ он пишет о госпитале, и будут всячески ему препятствовать, боясь, как бы мир не узнал о происходящем в стенах госпиталя.

Он чувствовал, что в этом-то и было их слабое место.

– Значит, стратегия такая, – предложил артуру аллен. – Если я поговорю с дежурным психиатром Тедом Горманом и смогу убедить его, что в более свободном блоке у меня наметился прогресс, то, может быть, врачи сделают нам еще какую-нибудь поблажку. Может, даже переведут в шестой.