Эди указала на Лилу:

– Вы, дорогая мачеха, будете сегодня счастливы.

– Полагаю.

Лила вымученно улыбнулась. Очевидно, ей не слишком хотелось ехать.

– Скажи Вилликинсу, что перед отъездом мы выпьем шампанского. Обе будем навеселе и станем танцевать со всяким, кто вытянет руку в нашу сторону. Пусть сплетники все расскажут отцу!

Спустя полчаса Эдит спустилась по лестнице: нечто среднее между девственницей и обольстительницей. Гауэйн еще не сообщил, что вернулся в Лондон, но она, разумеется, оделась не только для того, чтобы угодить мужчине. Хотя сделала именно это.

Мэри выпрямила ее волосы щипцами, а потом уложила так, чтобы они не спускались ниже плеч.

– О, Эди, дорогая, ты выглядишь абсолютно восхитительной! – воскликнула Лила и, оглядев себя, добавила: – Ты такая стройная, а я начинаю толстеть.

– Ты вовсе не толстая! У тебя пышная фигура. Это большая разница. И я вовсе не худая.

– В сравнении со мной очень стройная, возможно потому, что не пьешь чай днем. А мне нужно меньше есть пышек. Шампанское тебя ждет. – Лила махнула бокалом в сторону Эди. – Вероятно, на вкус твоего отца я чересчур толста.

– Лила, дорогая, ты уже пьяна?

Эди взяла бокал у Вилликинса, который с поклоном вышел.

– По-моему, я действительно немного навеселе. Это все моя новая диета. Я решила после трех дня есть только виноград. И больше никакого чая. Он меня губит.

– Абсурд.

– Если мне удастся выдержать, я смогу снова увести твоего отца у Уинифред.

– Уинифред? Кто это?

Эди уселась напротив мачехи и глотнула шампанского. Потом еще.

Пожалуй, стоит докопаться до истины.

– Хочешь сказать, что узнала имя любовницы отца?

– Нет, но я назвала ее Уинифред. Всегда ненавидела это имя, так что теперь мне легче…

– Что именно?

– Ненавидеть и ее, конечно. За то, что разрушила мой и без того несчастливый брак. В том, что я съела чрезмерно много пышек, тоже она виновата. Как и в том, что мой муж встает ночью по единственной причине: воспользоваться ночным горшком.

– Ха, – откликнулась Эди, но комментировать шутку не стала.

– Мне необходимо вдохновение. Я использую Уинифред как стимул к похудению. Уверена, она стройная сильфида абсолютно роскошная.

– Это ты абсолютно роскошная, – возразила Эди, наблюдая, как Лила одним глотком ополовинила бокал.

– И важнее всего, что время настало, – заявила Лила, помедлив для пущего эффекта, – рассказать тебе о тайнах моей брачной постели.

– Я их знаю, – поспешно заверила Эди.

– Нет-нет, не основы. Я хочу поведать тебе тайны, которые передаются от матери к дочери.

Лила нахмурилась.

– Ты знаешь о petit mort?[3]

Эди была совершенно уверена, что знает все, и поэтому кивнула.

– Как типично для англичан – не иметь своего обозначения для этого состояния, – слегка раздраженно заметила Лила. – Приходится обращаться к французскому, словно французы – единственные, кто способен дать женщине наслаждение. Я могла бы сказать тебе… – Она вовремя сдержалась. – Тебе вряд ли понравятся детали, поскольку речь идет о твоем отце.

– Вряд ли, – согласилась Эди.

– Самое главное – запомнить: все, что мужчина просит тебя сделать, может быть сделано им для тебя.

Эди нахмурилась. Конечно, ее понятия о постельных играх мужчины и женщины были крайне ограниченными. И она не могла представить то, о чем говорила Лила.

– Нет, не так, – продолжала та, взмахнув рукой. – Ты поймешь, когда увидишь. Я имею в виду, когда тебя попросят сделать. Только поверь мне и не спорь.

– Ладно.

– Я должна сказать – хоть и считаю это совершенно невероятным – но если вдруг окажется, что Кинросс не сможет поддерживать свое орудие в возбужденном состоянии более нескольких минут или совсем не сможет, то знай: на этот случай есть снадобья. Так что только скажи мне, дорогая, и я достану нужное лекарство и отправлю тебе посылкой.

– Спасибо, – кивнула Эди, гадая, сообщают ли женщины мужьям о воздействии снадобий или дают их тайно.

– И вот мой большой секрет, хотя никогда не думала, что мне это понадобится. – Глаза Лилы наполнились слезами. – Но вот понадобилось.

Эди озадаченно уставилась на нее.

– Это как-то связано с девственностью?

– Это? О нет. Это совсем не больно. Не позволяй старушечьим сказкам запугать тебя. Конечно, может пролиться несколько капель крови, что сделает твоего шотландца счастливым. Мужчины абсурдно горды, если считают, что вспахивают нетронутое поле.

– Поле?

– Ты поле, дорогая, а у него есть плуг, если следуешь за ходом моих мыслей. Хотя, возможно, лучшим сравнением будет мотыга. Нет, настоящий секрет в том, чтобы заставить мужа поверить, будто ты испытываешь наслаждение. В то время как на самом деле ничего подобного и в помине нет.

– О господи!

Чем больше слышала Эди о супружеской жизни отца, тем отчетливее она казалась ей непоправимо разрушенной.

Слеза скользнула по щеке Лилы.

– Мы прекрасно жили, пока не вздумали родить ребенка. Это так угнетает. – Она шмыгнула носом. – Но с тобой этого не произойдет. Я уже говорила, как завидую тому, что в Шотландии тебя уже ждет готовый ребенок?

Эди молчала. Вряд ли можно признаться Лиле, что она не спала всю ночь, боясь не понравиться маленькой Сюзанне.

– Некоторым женщинам не приходится расстраиваться из-за подобных вещей. Потому что их мужьям все равно, получают жены наслаждение или нет. Но хорошим мужьям не все равно. И иногда, если ты ничего не испытываешь, они будут продолжать, пока ты не взвоешь от досады. Мужчина просто не понимает, что женщина может так устать или расстроиться, что просто не чувствует того, что, по его мнению, должна чувствовать. Ты следишь за моей мыслью, Эди?

– Более-менее.

– Так что в этом случае, у нее один выход – сыграть.

– Прости?

– Сыграть. Сделать вид. Притвориться. Изобразить.

– Что именно?

– Le petit mort.

– Вот как.

– Ты не понимаешь, верно?

– Не совсем.

– Постельные игры – дело шумное, – пояснила Лила.

– Правда? – спросила окончательно заинтригованная Эди, хотя по-прежнему понимала далеко не все. Она не представляла, что так может быть.

Лила поставила опустевший бокал и откинула голову. С губ сорвался хрипловатый чувственный стон. Она запустила руки в волосы и стала мотать головой.