— Как ты думаешь, может, ему тоже так было легче — как будто он не по-настоящему уезжает? — спросила она Эдварда, когда они в третий или четвертый раз после отъезда Джейми ужинали вдвоем. Правда, это случалось не каждый день: обычно по вечерам приходилось идти куда-нибудь, или кого-нибудь принимать, или Эдвард уезжал по делам.

— Просто это в его стиле, — ответил Эдвард. — Не слишком любит порядок, вот и все.

Клэр разрезала телячью отбивную, и струйка крови потекла к картофелю. Розовое смешалось с белым и растеклось тонкой полосой вокруг серовато-коричневого грибного соуса.

— Он привык, чтобы о нем заботились.

— Значит, пора отвыкать, — сказал Эдвард, потянувшись к стакану с водой. Ему приходилось потреблять столько алкоголя во время служебных ланчей, коктейлей и ужинов, что дома, если никого не было к ужину, он пил только воду. — Отвыкнет. Не о чем беспокоиться. То есть не стоит беспокоиться о его бытовых привычках.

— Не буду. Предоставлю это его соседу по комнате, — ответила она, и оба рассмеялись. — Воображаю!

Больше она не упоминала о пустой комнате Джейми. Они с Эдвардом вообще старались избегать разговоров о нем, кроме самых необходимых, например связанных с отчетами, которые присылали из Барроу. Эдвард сразу сказал, что Джейми не следует слишком часто приезжать домой из школы — это помешает ему обрести самостоятельность. Но, высказав свое мнение, больше не возвращался к этому вопросу. Она настаивала на том, чтобы Джейми приезжал, когда захочет, и каждый раз Эдвард встречал его ласково, ничем не выражая своего неодобрения. Она знала, что раз в неделю Эдвард звонит Джейми с работы, просто чтобы поговорить, и предполагала, что ему известно о почти ежедневных звонках Джейми ей. Но они с Эдвардом никогда не обсуждали своих разговоров с сыном и не возвращались к его несамостоятельности, разве что у Джейми случалось что-нибудь из ряда вон выходящее. Правда, не о каждом из таких случаев Клэр ставила Эдварда в известность. Предпочитала обсуждать с ним, в какой колледж отправить Питера или куда всей семьей поехать в отпуск летом.

Она открыла дверь в комнату Джейми. Вещевой мешок так и валяется на полу, исписанный именами и номерами телефонов. На столе груда рекламных листков. Она собрала листки в аккуратную стопку, не поинтересовавшись их содержанием. Вот как она поступит. Позвонит Эдварду около шести вечера, до его ухода на коктейль в посольстве, сообщит, что в школе произошла очередная неприятность и ей бы хотелось, чтобы Джейми на выходные прилетел домой. Скажет, что это ее решение. Не станет уточнять, когда именно прилетит Джейми, а Эдвард не спросит — у него сейчас достаточно других забот. И тогда, если Джейми вдруг появится к ужину, Эдварда это не удивит, хотя и не обрадует. Эдвард не из тех, кто разваливается на части: у него все разложено по полочкам. Утром он спросит: «Ну, так что там случилось у Джейми?» Они вместе пойдут будить сына и кратко, но серьезно обсудят случившееся до ухода Эдварда на службу. Узнав, что Джейми опять попался на списывании, Эдвард выразит сожаление и скажет, что Джейми придется понести справедливое наказание, — ничего не поделаешь. Они не будут спрашивать о других участниках — наверняка Эдвард твердо скажет, что другие его не интересуют. И не станут обсуждать то, что Джейми не спросил у нее разрешения, — пусть это останется между ней и Джейми, потом она поговорит с ним наедине.

— Постельное белье постирать, мадам?

Амели из-за ее спины разглядывала мешок. Брошенный посреди комнаты, он, будто огромная телеграмма, сообщал о прибытии владельца. В одной руке Амели держала тряпку, в другой — телефон. Она протянула телефон Клэр.

Неужели Джейми?

— Мадам Гибсон, — сказала Амели.

Клэр взяла трубку, прикрыв ладонью нижнюю часть.

— Отдерните шторы и откройте окно. Белье менять не нужно — оно еще чистое.

— Oui, Madame.

Ни слова о том, что с последнего приезда Джейми прошло совсем немного времени. Когда они переедут в Дублин, Клэр будет недоставать Амели, как и Матильды, хотя по разным причинам. Матильда заставляет всех ходить на цыпочках и вносит в жизнь разнообразие. А на Амели можно положиться. И она добрая. Одно из основных правил дипломатической жизни требует избегать чрезмерного сближения с прислугой, но как его избежишь, если слуги посвящены в семейные тайны, если она видит их изо дня в день, иногда чаще, чем собственного мужа, и они почти заменяют ей незамужнюю тетушку, или соседку, рядом с которой прожили много лет, или университетскую подружку, или овдовевшую бабушку.

В Дублине придется привыкать к новой прислуге, а потом и с нею проститься. Если их пошлют в Дублин. Нужно еще пережить сегодняшний ужин. Кроме того, Эдварду известно, что есть и другие кандидаты на этот пост.

— Но только я женился на девушке по фамилии Феннелли, — подчеркнул он, когда они одевались к завтраку. — И это лучше всего свидетельствует о моем намерении установить долгосрочные добрососедские отношения между короной и Ирландией. Сейчас ты — моя козырная карта, Клэр. Как и всегда.

— Ты хочешь сказать, долгосрочное доминирование, — уточнила она, наклонившись, чтобы навести блеск на его туфли.

— Я хочу сказать, долговременное сосуществование, — ответил он, перегнувшись через нее, чтобы взять галстук в фиолетовых тонах, который она в прошлом году подарила ему на день рождения и который, как они оба знали, он терпеть не мог.

Выпрямившись, она повязала ему галстук. Потом повернулась к нему спиной, и он застегнул ее колье, слегка прикасаясь теплыми пальцами к шее. Вероятно, тогда-то она и приняла решение помочь ему получить место в Дублине.

— Привет, Салли, — произнесла Клэр в трубку.

Сын Салли Гибсон Эмиль играл с Питером в одной футбольной команде в Международной школе, когда Эдвард получил первое назначение в Париж. В те годы она и Салли не раз вместе стояли за стойкой с прохладительными напитками и сопровождали детей на автобусных экскурсиях. После возвращения Мурхаусов во Францию Салли пыталась привлечь Клэр к работе в бесчисленных комитетах, в которые входила. В последний раз это было парижское отделение «Демократической партии за рубежом».

— Мне очень жаль, Салли, но это совершенно невозможно, — ответила ей Клэр. Салли очень милая и умная, и ее не удовлетворяет роль «футбольной мамочки» в Париже, но, если ей что взбредет в голову, от нее не отобьешься — возможно, именно потому, что она слишком умна для подобной роли. Она уже не в первый раз говорит Клэр о «Демократической партии»; наверное, придется попросить Амели сказать, что хозяйки нет дома, когда Салли позвонит в следующий раз. — Дело не в моих личных пристрастиях, которые в политической области равны нулю. Я не могу согласиться, потому что Министерство иностранных дел неизменно подчеркивает свою аполитичность и от своих сотрудников и их семей ожидает того же, по крайней мере на публике.

Она взглянула на часы. Без десяти три. Слишком много времени потрачено на всякие пустяки.

— У всех есть политические пристрастия, Клэр. Особенно сейчас. Без них не обойтись.