с молодой парикмахершой из Лондона, Марни Портер. Нам очень интересно, как именно этой простой девушке удалось завоевать сердце одного из самых завидных холостяков планеты?

Если вы обладаете какой-либо информацией, звоните в редакцию».

Марни ощутила слабость и головокружение. Волна боли и сожаления накрыла с головой, и она не была уверена, сможет ли встать, потому что колени дрожали. Телефон буквально разрывался от звонков. Кто это может быть? Журналисты? Она понятия не имела, да и ей было все равно.

Марни отключила звук телефона, и в этот момент шеф-повар Леона поставил перед ней чашку дымящегося кофе. Затем он спросил, не хочет ли она полноценно позавтракать, и она едва его услышала, погрузившись в собственные мысли.

Марни покачала головой, повар ушел. Она горько усмехнулась: безмятежная жизнь с множеством слуг сделала ее рассеянной и расслабленной. Но все атрибуты красивой богатой жизни мало заботили Марни. Ей был важен только Леон.

Ей нужно было обо всем рассказать ему, пока это не сделал кто-нибудь еще. Марни вновь и вновь набирала его номер, но в ответ слышала только длинные гудки. Тогда она решила написать ему сообщение:

«Позвони мне, пожалуйста. Это очень важно».

Но Леон не звонил и не писал.

Марни отослала повара, а сама принялась расхаживать по комнате, как зверь, загнанный в огромную клетку. Глядя в огромные окна, она совсем не замечала красоты осеннего парка.

Был уже вечер, когда она вдруг осознала, что сегодня даже не принимала душ.

Выходя из ванной, плотно завернувшись в полотенце, она услышала звук открывающейся двери.

Марни замерла, прислушиваясь к шагам.

Зайдя в спальню, Леон ослабил галстук и тут же взглянул на Марни: от его взгляда веяло холодом. Выражение лица было замкнутым и отстраненным, и Марни ничего не могла понять.

— Одевайся и приходи в мой кабинет, — лаконично приказал он. — Я буду ждать.

Марни оказалась перед выбором: что надеть? В гардеробе было полно красивых вещей, выбранных специально для нее, но она не могла заставить себя надеть хоть одну из них.

Часы пробили полночь, а она только определилась. Пора возвращаться к прежней жизни… Марни надела спортивные штаны и короткий топ.

Войдя в кабинет, она заметила, как презрительно искривились его губы.

— Садись, — сказал он сухо, указывая на большой коричневый кожаный диван.

Однажды дождливым осенним днем они занимались здесь любовью.

— Если ты не возражаешь, я постою. — Марни прекрасно понимала, что между ними начнется психологический поединок. И она не хотела расслабляться и сдаваться раньше времени. Еще неизвестно, кто из них сейчас устроит допрос. Она впервые почувствовала себя… равной ему.

На какое-то время в кабинете воцарилась тишина. Леон задумчиво изучал серебристое пресс-папье. Марни подняла взгляд, тут же утонув в его потрясающе красивых голубых глазах, напоминающих безбрежное море.

— Итак, с чего начнем? — громко спросил Леон.

— Это тебе решать, — ответила она тихо и спокойно. — Что именно ты узнал? Что моя мать была проституткой?

— Да.

Марни кивнула. Наверняка какой-то ушлый журналист быстро собрал о ней всю информацию. А может, он сам поручил добыть все сведения о ней своим сотрудникам. Все это не имело никакого значения.

Марни часто спрашивала саму себя, каково это — открыть дверь в прошлое, которое долгое время было заперто на множество замков. И все же прямо сейчас она испытала небывалое облегчение, словно тяжкий груз наконец-то свалился с ее хрупких плеч.

— Хочешь узнать, почему она выбрала такой образ жизни?

— Не уверен.

Марни задели его слова: значит, он даже не потрудился выяснить все детали этой истории. Впрочем, нечего расстраиваться: больнее уже не будет.

— А я все-таки расскажу, — сказала она вдруг свирепо.

Марни поняла, что, несмотря на внутреннее сопротивление, она защищает свою маму.

— Она приехала с севера Англии, — медленно произнесла Марни. — В семье мама никогда не видела ничего хорошего, отец пил и постоянно бил мать, я думаю, ее саму он тоже бил. — Ее голос на мгновение оборвался. Она вспомнила грязные намеки социальных работников. Намеки, которые она так старалась забыть. — Все очень просто на самом деле. Мама сбежала в Лондон и связалась там с плохой компанией. У нее не было никакой поддержки, никто не присматривал за ней и не заботился. Мама забеременела от одного из своих клиентов, — проговорила Марни быстро, едва сдерживая слезы. — Но я благодарна ей, что она сохранила нас.

Марни гордо вздернула подбородок, ожидая от Леона каких-то слов, но он молчал, и она продолжила:

— Помнишь, я говорила тебе, как мало помню о детстве.

— Да, думаю, да.

— Так вот я не врала, это действительно так. Когда у нее были клиенты, нам приходилось вести себя очень тихо. Я помню звуки, которые они издавали. — Она поморщилась. — Вероятно, именно по этой причине я сама так долго избегала секса. Мы привыкли сидеть наверху в нашей маленькой спальне, я придумывала для Пэнси всякие забавы и развлечения, только чтобы отвлечь ее внимание от происходящего. Конечно, мы всегда запирались на замок. И в общем, даже привыкли к такой жизни. Если бы не… — Голос Марни дрогнул. — Однажды у мамы была слишком бурная ночь, клиент оставил внушительную сумму, мама отправилась в магазинчик на углу и купила нам торт к чаю. Вишневый мы любили больше всего.

— Продолжай, — мрачно сказал Леон.

Она кивнула, но нервный ком, застрявший в горле, мешал ей продолжать свою речь. И все же она попыталась.

— Все произошло очень быстро, у нее вдруг развилась пневмония, ее забрали в больницу, и там она умерла уже на следующий день. У нас же осталось чувство, будто ее и вовсе не существовало.

— Вы с сестрой присутствовали на похоронах? — спросил он так, словно эти подробности имели какое-то особенное значение. Леон вспомнил, что смерть его собственной матери была окружена ореолом таинственности.

— Нет. За нас все решили, думая, видимо, что так нам легче будет пережить этот травмирующий опыт. Очень скоро мы уже оказались в приемной семье. Но от нас постоянно отказывались, никто не хотел забрать нас навсегда.

— Почему нет?

Марни пожала плечами:

— Думаю, мы были слишком ранимы, слишком подозрительны. С нами не так просто было поладить. К тому же нас часто пытались разделить по разным семьям, но я быстро дала понять, что этого не случится никогда.

Колени Марни подогнулись. Ей так хотелось бы сесть на этот кожаный диван, затем забраться на ноги Леона и уткнуться ему в шею, разрыдавшись. Но тем самым она бы проиграла их битву, которую затеяла сегодня. Показала бы себя слабой.

Марни хотелось с гордостью окончить эту битву,