Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так что же сделало тебя такой скромной и застенчивой, Марни Портер?
Она на мгновение замерла, не зная, что ответить.
— Разве я скромная? Люди всегда говорят, наоборот, я очень болтлива. — Она заставила себя улыбнуться.
— Да, пожалуй, в чем-то я с этим мнением согласен. — Он убрал выбившуюся прядь волос с ее лица. — Но в последнее время ты очень сдержанно себя ведешь, и я собираюсь узнать почему?
Марни хотелось вскочить и убежать. Ей хотелось кричать, что это вовсе не его дело и он не должен был задавать настолько личные вопросы, ведь они условились: между ними только секс — и ничего больше. Но если бы она промолчала, то вызвала бы подозрения. Мужчинам обычно не нравилось, когда им отказывают. Тем более — он сам недавно поделился с ней тайнами своей жизни.
Марни могла рассказать ему некоторые вещи, но… не все. Она пошла на своего рода компромисс с собой.
— Ты ведь ни разу не видел мою сестру, правда?
— Да, но я видел ее фотографию.
— Тогда ты сам убедишься, насколько она красивая.
Леон пожал плечами:
— Если хочешь знать, она почти такая же красивая, как и ты.
— Леон, хватит, — произнесла она сердито, немного отстраняясь. — Не нужно мне льстить только потому, что мы только что занимались любовью. Мы с Пэнси разнояйцевые близнецы. Я нормально отношусь к тому, что она настоящая красотка. У Пэнси большие глаза, открытые этому миру. Потрясающая фигура, и она была особенной…
— Особенной чем? — тихо уточнил он.
— Это не имеет значения.
— Может, и так.
Голос Леона звучал убедительно, он окутывал Марни, словно шелковая паутина. Рядом с ним она чувствовала себя в безопасности и под надежной защитой.
— Я ведь рассказывала тебе, что мы жили в приютах.
— Конечно, потому что твоя мама…
— Умерла, да, — сказала она быстро. — Других родственников не было, и нас постоянно отправляли из одного приюта в другой. Очень часто мы встречали там нечестных и хитрых людей. Были и те, кто проявил нездоровый интерес к хорошенькой блондинке. А я всегда…
— Ты всегда пыталась ее защитить? — сдавленно спросил Леон, едва сдерживая ярость в голосе. — Позволь предположить… ты наверняка сделала все, чтобы скрыть ее юную, только проснувшуюся сексуальность ото всех?
Марни удивленно посмотрела на Леона:
— Откуда ты знаешь?
— Все довольно очевидно. Я даже думаю, что ты научила ее прятать свои потрясающие формы за невзрачной одеждой. Пэнси потом избавилась от этой привычки, но у тебя не получилось.
Он нахмурился:
— Одна вещь до сих пор не дает мне покоя. Почему в тот день, когда мы встретились, на тебе было такое яркое оранжевое бикини? Кажется, эта вещь сильно выбивается из твоего стиля.
— Это была шутка коллег. Перед вылетом в Грецию они подарили мне это бикини. Если бы я не надела его, на мне был бы мой старинный слитный купальник. Думаешь, увидев меня в таком великолепном виде, ты бы все равно повез меня на ужин?
— Честно? — Леон пожал плечами. — Я, конечно, не мог отвести взгляда от твоего полуобнаженного тела, но, главное, между нами возникла такая мощная искра, которая явно выходила за рамки банального физического влечения.
Повисла пауза.
— Я иду в душ, — быстро сказала она, соскальзывая с кровати и боясь, что Леон ее остановит.
И, только оказавшись под струями воды, она поняла, что ее сильно трясет. Конечно, все вопросы Леона были вполне законными, он имел право их задавать. Правда, в итоге она рассказала о себе больше, чем планировала, и именно поэтому сейчас чувствовала себя так неуверенно. Она хвалила себя за то, что вовремя остановила разговор, иначе Леон спрашивал бы дальше.
Ее душа была изранена детскими травмами, постоянными претензиями со стороны приемных родителей.
Марни никогда не чувствовала себя нормальным человеком. И она всегда принимала этот факт, но именно Леон заставил ее выйти из зоны комфорта.
Вернувшись в спальню, она почувствовала некоторое облегчение. Она хотела надеть свою одежду, но не нашла ее, поэтому надела новое белье.
— Тебе понравилось?
Марни едва не засмеялась вслух.
Слово «понравилось» очень слабо отражало ее истинные эмоции по отношению к этому мужчине. В последнее время он совершенно не покидал ее мыслей. Он был ее наркотиком, каждый раз при взгляде на него ее сердце сжималось в тиски.
Раньше Марни никогда не влюблялась, но это ведь не значило, что она совершенно не восприимчива к любви. Просто нельзя было погружаться в Леона с головой, рано или поздно она станет очередной жертвой его чар, рыдающей в подушку. Так что Марни решила покончить с этим.
Она глубоко вздохнула, решив про себя, что все же пойдет с Леоном на свадьбу, как и планировала. Она окажет ему поддержку, в которой он так нуждался, а потом… а потом она просто уйдет из его жизни.
Глава 11
Марни и Леон подъехали к величественному особняку. По его спине пробежала дрожь: в последний раз, когда он уходил отсюда с рюкзаком за плечами в свои шестнадцать лет, был очень расстроен. Он почти бежал отсюда, бежал от отца и от его странной жены.
Марни словно почувствовала, что Леон опечален, потому осторожно сжала его руку в знак поддержки.
Марни смотрела на многоэтажное красивое здание и не верила своим глазам.
— Это твой дом?
— Я жил здесь лишь до шестнадцати лет, — поправил он ее мрачно. — Как тебе, нравится?
— Честно?
— Ты разве когда-нибудь в жизни говорила неправду?
Он заметил, что при этих словах она заметно занервничала.
— Я просто не могу представить, как в этом доме можно жить. Он больше напоминает музей.
Леон позвонил, ожидая, что к ним навстречу выйдет сам отец. Но вместо этого дверь открыла домоправительница, которая тут же профессиональным цепким и внимательным взглядом окинула их с ног до головы. Она произнесла официальное приветствие:
— Кириос Канониду в последние минуты перед церемонией внес некоторые коррективы в сценарий праздника и хотел бы, чтобы вы сначала прошли на восточную террасу, там можно будет выйти. Сейчас пойдемте за мной, а позже я пришлю к вам человека, он проводит вас в комнаты.
Леон уже было собрался сообщить женщине, что не нуждается в сопровождении, но быстро напомнил себе, что находится здесь в качестве гостя.
Пока они шли по широким коридорам дома, становилось понятно, как многое здесь изменилось. Маршруты были знакомыми, но декорации стали совсем иными. Больше здесь ничто не напоминало ту обстановку, в