На этом же сходе были развенчаны четыре вора, не сумевшие организовать сопротивление администрации в «сучьих» зонах под Курганом. Еще двух положенцев сурово предупредили, чтобы не задерживали отчисления в общак. И в самом конце схода были выбраны смотрящие на города Тюмень и Новосибирск – крепкие воры с пятнадцатилетним стажем отсидки. Выбранные смотрящие сдержанно, но убежденно дали клятву в том, что останутся верны воровскому братству и будут отчислять в общак установленный процент от прибыли. А потом все законные отправились на нудистский пляж, подивив отдыхавших обилием синих татуировок.

На время сходняка Трубач снял номера в пятизвездочном отеле в центре Вены, недалеко от оперного театра. Это соседство с высокой культурой, по его мнению, должно было способствовать проведению схода на мировом уровне. На высочайший ранг сходняка указывал и состав приглашенных, среди которых были законные, смотрящие и даже положенцы. Многие из прибывших успешно совмещали коммерцию с воровским промыслом, а их личное состояние подчас не уступало бюджетам некоторых регионов России.

Полиция Вены к появлению огромного числа русских отнеслась с настороженностью. Поначалу власти усилили наблюдение за гостиницей, а потом, убедившись с удивлением, что русские не бьют стекол, не стреляют из окон и не выкручивают прохожим руки, требуя денег, оставили для порядка одного полицейского.

Этот воровской сход своей солидностью больше напоминал съезд директоров крупнейших банков и компаний. Шикарный отель, привыкший к визитам не только богатейших людей мира, но также королевских семей и президентов держав, такой крутизны еще никогда не видел. В элегантных костюмах, подкатывая к подъезду на «Мерседесах», «Линкольнах» и «БМВ», русские авторитеты, провожаемые услужливыми взглядами швейцаров, уверенно распахивали двери дорогих номеров. Они вели себя так, будто всю жизнь прожили в подобной роскоши. Казалось, что блеск красивых зеркал и предупредительность обслуги были для воров такими же привычными, как многолетняя ржавчина на тюремных решетках.

Законники появились во всем великолепии – в распахах белых рубашек виднелись массивные золотые цепи, кресты и распятия. Обитатели отеля, теряясь в догадках, принимали их за ревнителей неведомой религии, любезно раскланивались и восхищенно смотрели вслед.

Варяг с Модестом прибыли в столицу Австрии за шесть часов до начала сходняка. Владислав обожал Вену. За последние два года он дважды приезжал в полюбившийся город. В Вене Варяг отдыхал душой, гулял по старинным улицам, заходил в кафе и за чашечкой знаменитого кофе по-венски размышлял об убогой жизни россиян.

Пока они ехали от аэропорта, Артист не умолкал, рассказывая Варягу о своей жизни в Израиле и нахваливая еврейские общины. Если бы не знать, что он вор, то его вполне можно было бы принять за благочестивого раввина. Варяг, не обращая внимания на красноречие Модеста, уткнувшись в окно, любовался изяществом венской архитектуры и женских ног. А когда наконец «Форд» подкатил к отелю и Модест, вылезая из машины, умолк, Варяг, не скрывая облегчения, вздохнул.

Узнав от Модеста о предстоящем сходе, Владислав позвонил Трубачу, и старый приятель, с радостью услышав его голос, приоткрыл ему одну из тайн, поведав о том, что законники обязательно будут говорить о нем. Варяг был готов к этому. В недалеком прошлом он был весьма известным вором, держателем общака, и для большинства оставалось загадкой его неожиданное исчезновение, а те немногие, которые были посвящены в тайну, умели молчать. Для воровского общества Варяг вынужден был родиться заново, чтобы своим появлением многое прояснить и поставить на свои места, укрепить ряды законников и, главное, способствовать пополнению общака.

Перед отлетом Варяга не покидало чувство опасности. Дорога с излишне разговорчивым Артистом его утомила окончательно.

Сейчас Варяг желал уединения, чтобы максимально сконцентрироваться перед непростым разговором.

У подъезда отеля их встречал Трубач. Он пожал руку Артисту. Тепло обнял Варяга. В его светло-голубых глазах Варяг прочитал сигнал опасности – «держись!».

– Как долетели? Тут передавали, что, возможно, будет сильная гроза. Мы все боялись, что сегодня аэропорт не будет принимать самолеты.

Варяг улыбнулся.

– И вот мы здесь. Нам погода не помешала. Многие уже прибыли?

– Почти все, кого приглашали.

– Я слышал, «апельсинов» целую корзину набрали, – презрительно фыркнул Артист.

Он не любил скороспелых законных и говорил о них всегда с нескрываемым пренебрежением.

Трубач, не замечая ехидного тона Артиста, ответил:

– Ты ошибаешься, Модест. «Апельсинов» на этом сходе нет. Собрались только правильные.

– Давно пора. Эти лаврушники просто достали.

Это был второй сходняк, когда правильные воры собирались отдельно от так называемых скороспелых воров, называемых «апельсинами» или лаврушниками. Среди них встречались даже такие, кто ни разу не перешагивал порог следственного изолятора. А это, по старым воровским понятиям, считалось недопустимым. Прежде чем подняться на самый верх, полагалось сначала пострадать, потомиться в штрафных изоляторах, отстаивая правду, суметь даже в «красной» – «сучьей» – зоне организовать общак. «Апельсины» же, которым чаще всего было по двадцать – двадцать пять лет, не научились еще жить по правде, а потому частенько беспредельничали на воле. Бывало, веселились так, что потом население месяцами пребывало в панике, а менты прохода не давали всем свободным зэкам. Они любили кураж, молодецкие забавы с жуткими драками и поножовщиной. На них обижались многие. Так, например, представительницы самой древней профессии были в страшной обиде на «апельсинов» за то, что те приглашали их к себе в номера, но никогда не расплачивались, считая, что им и так оказана честь принадлежать таким молодцам. Сутенеры также были недовольны таким подходом к делу. Страдал бизнес.

Однако не считаться с «апельсинами» правильные воры тоже не могли. Те составляли достаточно серьезную прослойку в среде законных, были энергичны, современны, работоспособны, сильны и, как правило, контролировали крупнейшие гостиницы и рынки городов. Их вклад в общак составлял заметный процент. С каждым годом они становились все самостоятельнее и организованнее. Трижды, в обход правильных воров, они устраивали свои сборища. Если и присутствовали на таких сходняках законные воры, то только те, кто уже давно отошел от крупных дел или соблазнился на щедрые «апельсиновые» посулы. Но даже присутствие отдельных воров в законе на таких сходняках не добавляло должной солидности: вопросы решались мелкие, интересы и цели молодых воров были достаточно банальны. Но зато гонора, помпы и чванства – хоть отбавляй. «Апельсины» по молодости лет любили увешивать себя тяжеленными золотыми цепями, браслетами и всякой прочей воровской атрибутикой, которую Варяг, в отличие от многих воров, уже давно не носил. У него было лишь узенькое обручальное кольцо на безымянном пальце. Но во всем его облике все равно ощущалось нечто такое, что заставляло не только швейцаров встречать незнакомца почтительным поклоном.