не сильно ему помогают, зато на станцию слишком часто приезжают проверяющие, которые «не считаясь со временем» без пользы отрывают от дела работников, и просил Саратовский губернский исполком ограничить проверки тремя-четырьмя в год [1].

Седергрен стремился расширить деятельность станции, но в Главном концессионном комитете (Главконцесском) отнеслись к этой затее без энтузиазма. Там считали, что станции Нансена не сыграют большой роли в привлечении иностранного капитала в страну, поскольку у них особый, некоммерческий характер — поэтому и не стоит торопиться с расширением их работы. «На организацию этих хозяйств нужно смотреть как на опыт, и расширение этих хозяйств до окончательного установления положительной результативности данного опыта преждевременно, — писал в Комиссию заграничной помощи голодающим в январе 1924 г. председатель Главконцесскома М. И. Лацис. Чиновники Саратовской губернии, постоянно подчеркивая показательное значение станции, не способствовали сближению местных крестьян с иностранцами. Так, совместная с населением обработка близлежащих к станции земель была признана непосильной для концессионеров. Из Саратова докладывали в Москву, что станция не служит показательной, близлежащие села ведут свое хозяйство вне ее влияния.

Фактическая помощь станции со стороны Наркомата земледелия заключалась лишь в том, что тот оказывал концессии содействие в закупке яровых семян на льготных условиях. Выступая на Балашовском агрономическом съезде, Седергрен указывал, что пропаганда использования тракторов в сельском хозяйстве ведется советскими органами очень слабо [80], при этом он отмечал, что к нему постоянно обращались крестьяне, желающие приобрести сельхозтехнику. В марте 1924 г. управляющий обратился в Глав-концесском с просьбой разрешить концессии дополнительно ввезти из Швеции 300 сепараторов и 5000 вил для последующей продажи местным крестьянам на льготных условиях. Там эту идею поддержали, но попросили при закупке ориентироваться на сепараторы определенной марки, наиболее пригодной для работы в российских условиях. Этот эпизод показывает, что советские власти при всех разногласиях все же шли иностранцам навстречу, подсказывая им, какая техника будет лучше реализовываться.

О своем взгляде на проблемы станции Седергрен высказался на весь мир во французской печати в ноябре 1924 г. Он рассказал о плохих климатических условиях, слабой организованности рабочих, норовивших по любому поводу устроить «митинг» и прервать работу, дороговизне кормов, низкой производительности заморенных крестьянских лошадей и навязывании советской властью нормированных цен на хлеб40. Кроме того, он считал, что в соседних совхозах профсоюзные органы по согласованию с властями ведут более мягкую политику, чем на станции. Интервью Седергрена было названо в газете «лучшей иллюстрацией» того, чего «может достигнуть работа иностранного капитала в России». Оно прозвучало как предостережение остальным иностранным бизнесменам, что иметь дело с большевиками невыгодно и крайне обременительно. В то время как новая экономическая политика открыла иностранному капиталу дорогу в советскую экономику, Седергрен рассказывал о зависти местного населения к технике Нансеновской концессии, которую коммунисты используют, чтобы вызывать раздражение крестьян против иностранцев, и не скрывал пессимистического взгляда на будущее этого предприятия.

Узнав об этом интервью, в Наркомате земледелия поручили Балашовскому земельному управлению проверить «правильность заметки» путем очередного обследования станции.

Губернское руководство перекладывало ответственность на начальника станции. Причинами убыточности хозяйства, по мнению саратовских чиновников, была засуха 1924 г., отсутствие организационно-производственного плана, незнание Седергреном естественно-исторических и экономических условий района, неверно выбранный в начале работы «зерновой уклон» станции, недостаток оборотных средств, живой и пригодной механической тягловой силы. Они отмечали, что хозяйство ведется без плана, а люди, управляющие им, не представляют себе всех сложностей работы. «Станция далеко не служит показательной, а ближайшие села ведут свою работу вне влияния иностранных методов. Деятельность станции совершенно изолирована как от местного населения, так и от существующих поблизости сельскохозяйственных учреждений», — констатировали в губернском земельном управлении. Учитывая неопытность и «неосведомленность» Седергрена в сельском хозяйстве, там предлагали заменить его лицом более компетентным в сельском хозяйстве и увеличить материальные вложения41. Трудности сближения с местным крестьянством объяснялись их недовольством тем, что станции отдан в пользование ближайший лес.

В каждой из изложенных точек зрения была доля истины. Действительно, климатические и экономические условия отведенного станции района были сложными, но и Седергрен был не специалистом в сельском хозяйстве, а, говоря современным языком, управленцем и менеджером с техническим образованием.

В 1924 г. Седергрен обратился к Саратовскому губернскому исполкому с ходатайством об отпуске на один месяц 2 тыс. руб. для выплаты жалования рабочим и служащим станции42. Но это не спасло хозяйство. Из-за нехватки средств трактористы, пахавшие землю на одном из участков, были вынуждены жить в плохих условиях, ночевали под открытым небом и в землянках. С августа 1924 по март 1925 г. рабочим станции не выплачивалась зарплата, что привело к забастовке. Станция опять простайвала. Чтобы оплатить труд работников, пришлось продать строительный материал — сосновый лес, отпущенный государством для ремонта хозяйственных помещений и изгороди, но это не покрыло всех долгов. Для получения средств на ликвидацию долгов Седергрен даже ездил за границу на 3,5 месяца, однако руководство Миссии в Женеве рекомендовало изыскивать средства на месте. После этого начальник станции побывал в Москве в Наркомате земледелия и в представительстве Миссии, где описал сложившуюся ситуацию, но и там не получил финансовой поддержки.

Большую часть доходов станции обеспечивала мельница, на которой стоимость перемола была вдвое ниже, чем на государственных, поэтому крестьяне охотно пользовались ее услугами. Мельница приводилась в движение с помощью трактора. В первый год работы она была продуктивна, и начальник станции рассчитывал, что мельничное производство станет одним из главных направлений получения дохода. Однако вскоре стало понятно, что станция не может обеспечить мельницу необходимой рабочей нагрузкой — иными словами, там просто нечего было молоть. В 1924-1925 гг. доходы упали из-за неурожая и появления в окрестных селах и деревнях множества кустарных мельниц. Мельница требовала серьезных вложений: покупки запасных частей, обслуживания и приобретения более мощного двигателя, поскольку имевшийся не удовлетворял ее потребностей. Суточная производительность мельницы составляла 112 ц муки, но из-за недостатка зерна у населения окрестных деревень и у самой станции она работала не в полную мощность. В 1924 г. ее годовая производительность составила 2560 ц муки, а к 1925 г. — всего лишь 800 ц. Доход от мельницы не был постоянным и не мог решить проблему заработной платы.

Пока Седергрен находился заграницей и в Москве, работники станции организовали комитет, которому было поручено «вести стачечный вопрос». Комитет обвинил администрацию в том, что она компрометирует имя Нансена43. В отсутствие Седергрена его заместителю Степанову пришлось уволить нескольких рабочих, один из которых был редактором стенгазеты, выпускавшей статьи о неправильности поведения администрации. Работники станции