Я тяжело посмотрел ему в глаза и медленно покачал головой.

– Вот и хорошо. Погоди пока, это от тебя не уйдет… Значит, возьму я «лавку» этого Воронова, подвесим ей баки, и слетаю-ка я дня на три-четыре. Остаешься за меня… И чтобы тут все было как на гарнизонной гауптвахте – чисто, тихо и пристойно! Понятно, майор?

– Так точно, товарищ подполковник! Тройного одеколона мне привезите и коньяка пару-тройку бутылок, а то я доктору задолжал…

Обещание, чтобы все было тихо-пристойно, я сразу и нарушил. Точнее – помогли мне. Да и сам виноват. Хорошо, что все хорошо закончилось.

А дело было так. Понадобилось мне съездить в штаб армии, поговорить по одному вопросу. Не давала покоя одна мысль, вызывала тревогу… Мы-то ушли в ботву, сидим тихонько и не квакаем, а остальная авиация летает… И степень угрозы растет. Мы же не знаем, когда эти мстители появятся. И как рьяно они примутся за дело.

Единственно, зная немецкую пунктуальность и любовь к точному расчету, я надеялся, что «каратели», прибыв на фронт, не будут сразу резать все живое, как волки, попавшие ночью в загон с овцами. Да и наши истребители сейчас как-то слабо напоминают овец. И немцы это на своей шкуре прочувствовали. Не-ет, они нас станут искать, и только нас. Приметы есть – найдут… Когда нужно будет.

Но тем не менее. Надо было мне поговорить со штабными по этому поводу. Пусть хотя бы устно предупредят командиров истребительных полков о возможной угрозе. Не прощу я себе, если из-за нас лишние потери будут.

В общем – смотался я в штаб. Поговорил с кем нужно, все рассказал. Мне кажется, мы друг друга поняли правильно. По крайней мере, впечатления, что АУГ «Молния» прячется от противника, у штабных не осталось…

И вот когда я сбегал по ступенькам лестницы второго этажа штаба, я услышал: «Эт-то кто еще такое? А ну, красавец, стой!»

Поскольку к барону и сыну бога таким хамским образом обращаться никто не мог, я продолжал бежать лестничным маршем вниз. Пока…

– Майо-ор! Я к тебе обращаюсь! Ты кто? Почему не знаю?

Я притормозил и обернулся. Стало просто интересно – кто это там так разоряется? Разорялся здоровенный краснорожий полковник со скромной, если не сказать бедной, орденской колодкой.

Терпеть ненавижу хамов! Особенно – хамов армейских! Все время думаю, откуда в достаточно молодом советском государстве вылезла эта армейская когорта начальственных сволочей? Они что, наследные родовые аристократы? Привыкли так с холопами разговаривать? В армии еще есть немало людей, которые этих аристократов давили по всем фронтам, защищая Республику Советов. Последние аристократы драпанули из Крыма, не дожидаясь прихода Красной Армии. Да и знаю я аристократов, причем – настоящих. Король Дорн, как вам? Никогда! Никогда не позволит король Дорн разговаривать с дворянином ли, с простым ли кавалеристом таким тоном. Он и в бой пошлет, и на плаху отправит одинаково вежливо. А тут…

Я с интересом смотрел на распаляющегося полкана. Глади – аж бурый стал, как синьор Помидор! Орет так, что слюни как из фонтана… А не тот ли это деятель из штаба армии, которому нашей группой поиграться захотелось? Ну, морда красная, погоди!

– А ты кто, красномордый, я тебя тоже не знаю?

– Что-о-о? – пароходной сиреной взревел полковник. Офицеры штаба бледными привидениями кинулись по кабинетам. Лестница опустела, лишь внизу, в фойе, тихой мышкой скребся постовой у дверей. Он убежать никуда не мог – Устав караульной службы не пускал!

– Я – заместитель командующего, я… Да я тебя… в порошок!

– Сволочь ты, сирена красномордая! – убежденно высказался я. – Гнать тебя с командных должностей надо. Нельзя таких гадов к людям подпускать. Ты мундир, погоны носишь. Тебе страна три звезды на погон повесила, командиром поставила. Ты же пачкаешь все вокруг, все, к чему прикасаешься, ты же судьбы людские ломаешь и радуешься, держиморда! Как ты, скотина, к подчиненным относишься? К тем, кто ниже тебя по служебной лестнице?

Тут я заметил, что я – я! – стою ниже этого гада на лестничном марше. Непорядок! Я с большущим удовольствием поднял полкана телекинезом в воздух и перевернул его головой вниз. Полкан покраснел еще больше, видимо, от прилива крови к голове, из карманов посыпались удостоверения, папиросы и ключи. Наказуемый стал поскуливать, как щенок, право слово…

Икающая и размахивающая руками туша медленно проплыла мимо меня вниз, на лестничную площадку. Там стояло то, что в этом времени ушлые завхозы и коменданты учреждений любят ставить в коридорах и на лестничных площадках. А именно – дохлая и облезлая пальма в здоровенной кадушке с массой окурков. Самое место – пьедестальчик просто люкс!

Вот туда-то я и определил почему-то замолчавшего Карлсона… без моторчика. Он вцепился в эту бедную пальму, как гигантский южноамериканский ленивец в свое последнее в жизни дерево. И повис. Пальма гнулась и стонала… С интересом посмотрев на получившуюся икебану, я подумал, что это – хорошо!

Тут внизу грохнули двери и раздались громкие мужские голоса. Командные голоса. По лестнице поднимался командарм, окруженный большой группой офицеров.

– Та-ак… это что еще такое? Майор?!

– Не могу знать, товарищ генерал-лейтенант! Сам удивляюсь, что это за гиббон в штабе появился! А кто это?

Генерал-лейтенант не обратил на мой вопрос никакого внимания. Все его внимание было поглощено гиббоном.

– Э-э, полковник! А что это вы там делаете? На пальме? Слезайте, слезайте, голубчик!

Но полковник лишь что-то мычал и отрицательно мотал головой, со страхом поблескивая на меня глазами из-за ствола бедного растения.

– Врача сюда, – вполголоса обратился в сторону свиты командующий. – Полковнику плохо…

Эта сцена стала мне надоедать. Думаю, этот хам, забравшись на пальму, достиг пика своей карьеры. Дальше ему уже ничего не светит… Ну и поделом!

Нахально прогрохотав сапогами по гулкому лестничному маршу, я подмигнул с трудом сдерживающему улыбку часовому на выходе и выскочил из штаба. Запрыгнув в машину, я скомандовал: «Домой! А то тут звери какие-то из зоопарка разбежались – еще покусают. Поехали!»

* * *

А вечером я сам скатился до рукоприкладства… Да-да, барон и майор Красной Армии, Герой Советского Союза, между прочим… Ударил по лицу офицера. Подполковника Воронова. Или как там его зовут…

А дело было так.

Я вышел из штабной землянки очень поздно. Пока просмотрел пришедшие бумаги, пока подписал то, что штаб и инженерная служба подготовили в армию и в Москву, пока пролистал журнал радиограмм… Да, нелегка ты доля командирская! Как только подполковник Степанов с такой нагрузкой справляется!

В общем, в штабе оставался только дежурный офицер, один связист и часовой около землянки. Я попрощался, выслушал пожелания спокойной ночи и побрел к своему гамаку и палатке.