– У мужчин и женщин. У нас главное – слово и дело.

– А у нас? – подумывая, не обидеться ли, спросила Неонила.

– А у вас – не знаю.

– Вот и поговорили, – усмехнулась Нила. Потом, решив все-таки не обижаться, высказала волновавшее:

– Отдать бы этого Мишку Белле. Было бы справедливо.

– Не положено, – опять проявил строптивость прапорщик.

– Почему не положено? – теперь уже Неонила рассердилась всерьез. Что он о себе думает, этот Бойко?

– По закону. При живой матери. Да и не справится она, – неохотно ответил тот.

– Почему не справится? – еще раз спросила Нила, хотя уже сама поняла, почему.

– У Беллы, кроме любви, ничего нет. А с волчатами одной любви мало.

– Что, еще плетка нужна?

– Если кого любишь, то плетка никогда не нужна, – снова спокойно не согласился Петр Иванович.

– А что же тогда? – допытывалась Нила. Ей действительно стало интересно.

– Понимание, за что берешься. И готовность к проблемам.

– А вы, значит, готовы к проблемам? – Ниле все это начало напоминать какие-то сексистские выпады.

– Нет, не готов, – неожиданно ответил Бойко. – Потому и не берусь.

Дискуссия затихла.

Под мощный гул движка Нила задремала, а проснулась оттого, что Петр Иванович выключил мотор.

Приехали.

Сразу увидели «Скорую», сельский вариант – серый УАЗ-буханка, с красным крестом.

Вышли из машины. Зашли в калитку.

Врач – точнее, как выяснилось, женщина-фельдшер – работал в домике.

Обрабатывал малышу лицо.

Все действительно оказалось серьезно. И именно так, как рассказал Виталий.

Голодный Мишка пришел, как всегда, поесть. Ему дали свежеподжаренную котлету. Аргентум не удержался, подошел поближе. Огромный ротвейлер, раза в три тяжелее ребенка, никак не ожидал, что его инстинктивное любопытство вызовет такое же инстинктивное нападение.

А дальше – собака есть собака. Какой бы она не была добродушной. В ответ на укус скорее всего последует укус.

Итог оказался печальным: на левой щеке мальчика была одна сквозная рана, одна глубокая, от клыков, и две неглубоких. На правой – две царапины, клыки только скользнули по коже.

Аргентум, испуганный не меньше Мишки, прятался где-то в огороде.

Валентина плакала рядом с фельдшером, не в силах взять себя в руки. Виталий, бледный, помогал держать малыша.

Странно, но мальчик не плакал. Однако не был больше похож на волчонка. А даже если и на волчонка, то не злобного, а жалкого.

– Молодец, терпишь, парень, – сказал Мишке прапорщик. Тот косо взглянул на него, даже не попытавшись в ответ что-то сказать. Да и Петр Иванович сам ему сказал:

– Пока молчи. Потом поболтаем. И что-нибудь вкусное съедим.

При этих словах Мишка еще раз глянул на Бойко.

В этот момент фельдшерица, средних лет полная дама, видимо, сделала ему очень больно – она исследовала зондом сквозную дырку, на предмет необходимости наложения швов.

И тут стало понятно, что Мишка, несмотря на свой неестественный жизненный опыт, обычный маленький мальчик.

– Мне больно, не надо! – заплакал он. – Тетя, не надо!

– Еще чуть-чуть, миленький, – извинилась она. Но Мишка стал ерзать в руках Виталия, мешая фельдшерице, и Бойко пришел на помощь.

Вот в этих руках не поерзать.

Левой – предварительно посадив мальчика на колени – он прихватил мальчишку за туловище. Правой аккуратно взял за лоб и, чуть приподняв его голову, затылком прижал к своей груди.

– Потерпи, малыш, – неожиданно нежно сказал он. – Все будет классно! Ты хочешь покататься на машине?

Несмотря на остроту момента, Мишка попытался кивнуть в знак согласия.

– Вот и покатаемся, – пообещал Бойко. – Я тебе порулить дам.

– В больницу он покатается, – в ответ объявила фельдшерица. – Антистолбнячку я сделала, раны обработала. Но детей в таких случаях дома не оставляем. Так что в Городок поедет. – И, уже обращаясь к Рожковым, спросила. – Справка о прививке от бешенства у вас есть?

– Да, – тихо ответил Виталий. – Каждый год прививаем.

Он уже отошел немного от первого шока, Валентине же, наоборот, становилось хуже. Если сначала она собиралась ехать с малышом в больницу, то теперь это представлялось маловероятным. Разве что вторым больным в «Скорой помощи».

Фельдшерица померила ей давление. Сделала пару уколов. Вроде стало получше.

Малыш был готов к поездке, тихо сидел, подбинтованый. В больницу не хотел категорически. Почему-то его смертельно пугало это слово. Петру еле удавалось его успокаивать.

А тем временем гостья пришла.

Мария, Мишкина мама.

Громко забарабанила в дверь:

– Что с сыном моим сделали, сволочи?

Мишка сразу сжался и почему-то схватился за руку Петра Ивановича.

Все, кроме оставшейся лежать Валентины, вышли на улицу, к санитарному УАЗу.

– Ну, что, кто с мальцом поедет? – спросила фельдшерица. – Документы возьмите, свои, ребенка, и собачьи. Паспорт с маркой по прививке от бешенства – теперь в собачий документ вклеивали этикетку от введенной вакцины. Там же была подпись врача и личная печать.

Тут к ним опять подскочила не до конца протрезвевшая Мария.

– Что они с тобой сделали? – громко закричала она, впрочем, не пытаясь взять мальчика, которого нес Бойко, на руки. – Я вас всех, твари, засужу! На что я его лечить буду?

– Мы все оплатим, – неловко вступился Виталий. – Все лечение оплатим.

– А я на что жить буду? – не унималась та.

– И вам заплатим, – покорно кивнул головой тот.

– Сейчас давай! – угрожающе махнула рукой женщина.

Виталий полез в карман пиджака за бумажником.

Но тут, неожиданно даже для себя самой, взорвалась Неонила.

– А вам-то за что? – спросила она. – Без ребенка меньше на станции насобираете?

– Не твое дело, – начала было та. – Мой Мишка, что хочу, то и делаю.

– Не все, что хочешь, – уже не могла остановиться тихая Нила. – За такое родительских прав лишают. Ты ж его не кормишь даже!

– Отстань, – махнула рукой Мария. – Себе роди, и сама воспитывай. – Она уже оценила противника, как неопасного.

И опять здорово ошиблась.

– Не давайте ей денег, – жестко сказала Неонила Виталию. – Она больше собаки виновата. Не за что ей деньги давать.