затем и на партийной работе. В 1967 году Андропов был назначен председателем КГБ. Одним из своих заместителей он сделал Крючкова. Крючков стал начальником ПГУ где-то в 1974 году в силу стечения интересных обстоятельств, о которых будет рассказано позднее.

По мнению офицеров, Крючков с профессиональной точки зрения как руководитель разведки был пустым местом. Вся профессиональная работа велась его заместителями. Но говорили, что он особо на роль Джеймса Бонда и не претендовал, прислушиваясь к советам. Его основная положительная роль заключалась в том, что он был близок к Андропову и мог решать проблемы ПГУ поверх бюрократических барьеров. Дисциплина в ПГУ при Крючкове особо драконовской не была, но вот продажу пива в столовых он запретил. Причиной тому послужил один случай, когда Крючков вызвал к себе одного из старших офицеров Управления и нашел его в довольно сильном состоянии опьянения. Многие сотрудники считали его снобом, так как он, например, не пользовался стандартной черной служебной автомашиной, положенной человеку его ранга, а разъезжал с водителем в единственном тогда в Москве белом «Мерседесе-230» с телевизором в салоне.

Моя подготовка в ПГУ началась с 8-го отдела, который занимался работой в Иране, Афганистане, Турции и Западном Берлине. В последнем потому, что там проживает много турок, афганцев и иранцев и работать там с ними гораздо легче, чем в их странах.

Начальником 8-го отдела был генерал Полоник. Всю свою карьеру он специализировался по США и Канаде и во время своей последней командировки был резидентом в США. Когда он вернулся из Америки в Центр, то все места на генеральских должностях в его 1-м отделе были заняты. На понижение он идти не мог, это не принято, и вот его назначили начальником 8-го отдела. О Среднем Востоке и системе работы в этом регионе Полоник не имел ни малейшего понятия и вникать особо не стремился. Поэтому вся работа легла на плечи его заместителя Костромина, который был востоковедом по образованию и всю карьеру провел в регионе.

Иранское направление возглавлял полковник Анатолий Михайлович Лежнин, лет под 50, с простоватым выражением лица. До этого момента я видел его два раза. Первый раз в 1974 году в Тегеране в книжном магазине, где мой приятель-переводчик, указав на Лежнина, многозначительно сказал, что это «особый» консул, намекая на его принадлежность к КГБ. Второй раз он был членом комиссии во время выпускных экзаменов в «Школе 101». Он меня не помнил, и напоминать ему о себе не было смысла. Он проводил меня в направление, сказав, что в обязанность каждого разведчика входит добыча политической информации, независимо от его специализации. В Управлении «С» меня предупредили, что во время подготовки в ПГУ мне будут говорить вещи подобного рода. Спорить с ними не нужно, доказывая, что у меня есть свои обязанности. Слушай и соглашайся, сказали мне, производи хорошее впечатление. Так я и делал. Но однажды у меня произошло столкновение с Лежниным. Когда моя подготовка по политическим проблемам Ирана уже подходила к концу, Лежнин спросил меня, что я думаю о положении монархического режима в Иране. Я ответил, что еще во время пребывания в Иране сложилось впечатление, что наследник иранского престола никогда не станет шахом, и сейчас это впечатление усилилось. Это просто взорвало Лежнина, в его взгляде появилась злость.

— Да ты так ничего и не понял! Я тебе лист подготовки не подпишу. Сильнейшая экономика и армия на Ближнем Востоке, сильнейшая секретная полиция САВАК, полная поддержка американцев, и после всего этого ты утверждаешь, что режим нестабилен? Полная политическая безграмотность! — заключил он.

Было совершенно очевидно, что спорить здесь бесполезно. Пришлось извиняться за «политическую безграмотность», что успокоило Лежнина. Забегая вперед, скажу, что во время моего отпуска, когда иранская революция была уже на пороге, я в шутливой форме напомнил Лежнину о нашем разговоре. И он, нагло смотря мне в глаза, сказал, что такой беседы не помнит.

За время подготовки в 8-м отделе ПГУ я ознакомился во всех подробностях с ситуацией в Иране, как ее видела наша политическая разведка. Я прочитал тома политической информации по объектам. Шахский двор имел кодовое название «Ларец», САВАК — «Казарма» и т. д. По объему информации складывалось впечатление, что у политической разведки в Иране была куча агентов, однако реальное положение вещей стало мне ясно только во время работы в тегеранской резидентуре.

После завершения подготовки в 8-м отделе я перешел на подготовку в Управление внешней контрразведки ПГУ в иранское направление. Необходимо отметить, что офицеры внешней контрразведки («КР») отличаются от офицеров политической разведки («ПР»). Большинство офицеров «ПР» имеют специальное страноведческое образование и владеют языком страны пребывания и региона. Они, как правило, проводят свою карьеру в регионах своей специализации. Например, карьера сотрудников 8-го отдела проходит в основном в Иране, Афганистане и Турции. Большинство сотрудников «ПР» являются выпускниками университетов или языковых вузов.

Сотрудники же «КР» в большинстве случаев приходят в ПГУ из внутренних направлений и периферийных КГБ с опытом контрразведывательной работы во внутренних органах. Они, как правило, владеют только одним западным языком, и за время своей карьеры они перемещаются по всему миру.

Основной задачей «КР» является проникновение в спецслужбы противника. В Иране это САВАК, военная контрразведка, полиция, заграничные резидентуры ЦРУ и других капиталистических стран.

В Управлении «КР» я ознакомился с массой информации о САВАК и других иранских спецслужбах в подробностях. И опять создавалось впечатление, что «КР» имеет агентов в каждом отделе САВАК. Например, сведения о работе наружного наблюдения САВАК были настолько подробны, что, казалось, это не они следили за нами, а мы следили за ними.

Следующим этапом подготовки была служба № 1, или служба информации. Эта служба занимается обработкой политической разведывательной информации, поступающей со всего мира, и ее подготовкой для направления в Международный отдел ЦК КПСС и другие ведомства. КГБ не собирает информацию для себя лично. Поступающая информация должна быть реализована, иначе она бесполезна.

Несмотря на все видимые удобства, атмосфера ПГУ не производила на меня положительного впечатления. Это был не только результат общения с сотрудниками 8-го отдела. Я встретился с большинством сокурсников по «Школе 101», которые теперь работали почти во всех отделах ПГУ. Большинство из них отмечали одно и то же. Атмосфера лощеного карьеризма, высокомерие, высокопарность, преувеличенная значимость, фальшивость. В загранрезидентурах агентов можно по пальцам пересчитать. Информация «высасывается из пальца». Не разведка, а сплошная журналистика.

Одновременно с этим бытовало мнение о том, что положение с агентами в Управлении «С» гораздо лучше, чем в ПГУ. Считали, что Управление «С» занимается